Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я оказалась в другой комнате, примыкающей к переговорной.
Дверь этой комнаты была не заперта, и через секунду явылетела в коридор четвертого этажа, а еще через несколько секунд спускалась вкабине лифта к себе, на первый…
Перед моими глазами все еще стояла эта страшная картина —Антон Степанович, рассматривающий свои окровавленные пальцы, и безвольновытянувшийся на полу Меликханов…
Во всей этой картине, кроме ее ужасного смысла, былакакая-то неправильность. Что-то было не так в кабинете, что-то не сходилось,хотя я не могла понять, что именно, и это мучило меня едва ли не сильнее всегоостального.
Я безуспешно пыталась уловить эту ускользающую мысль, но онане давалась, уходила, как рыба, в темную глубину, и наконец я прекратила своибесплодные попытки.
Я сидела за своим столом, машинально перекладывая бумаги, ипыталась осознать происшедшее.
Неужели мой сон стал реальностью?
Неужели я действительно убила Меликханова, неужели я разбилаему голову в состоянии минутного помешательства… неужели я сошла с ума?
За дверью моего кабинета послышались какие-то шаги,возбужденные голоса.
«Его нашли, — подумала я, — нашли труп… впрочем,ведь Антон Степанович давно уже нашел его… еще при мне… сейчас ко мне придут,меня схватят!»
Дверь моего кабинета распахнулась.
Я сжалась в комок, испуганно уставившись на вошедшего…
Не знаю, кого я думала увидеть, но это была всего лишь ЛенаАндросова из финансового отдела.
— Ты слышала? — выпалила она с порога.
Я пробормотала что-то нечленораздельное, но Андросова необратила на мои слова никакого внимания. Она была переполнена сенсационнойновостью.
— Меликханова убили! — сообщила она дрожащим отволнения голосом. Явно в ней пропадала драматическая актриса.
— Я знаю… — ляпнула я сдуру.
Тут же я прикусила язык. Это же надо так выдать себя…впрочем, все равно меня скоро разоблачат, так что не все ли равно — чутьраньше, чуть позже…
Однако Лена по-своему отреагировала на мои слова.
— Уже все знают! — протянула онаразочарованно. — Неинтересно с тобой! Пойду в кассу, может, хоть там ещене слышали…
— А кто его убил? — выпалила я в ее удаляющуюсяспину.
— Так Карабас же, — проговорила она,полуобернувшись. — Его прямо на месте преступления застали… глаза горят,руки в крови, представляешь, какой кошмар? Она чуть в обморок не грохнулась!
— Она? — переспросила я. — Кто — она?
— Да начальница твоя, Лариса Ивановна! — ответилаЛена уже из коридора и помчалась в кассовый зал в надежде первой принести тудасенсационную новость.
А я, совершенно огорошенная, осталась за своим столом.
Что же это получается? Лариса застала Антона Степановича надтрупом Меликханова. С безумным лицом и окровавленными руками. Разумеется, онарешила, что это он убил нашего нового начальника. А что еще можно подумать наее месте?
Но тогда… тогда я оказываюсь ни при чем. Тогда меня неарестуют, не выведут из банка в наручниках, не втолкнут в милицейскую машину наглазах сослуживцев…
В первый момент я не испытала ничего, кроме облегчения.
Спасена!
Прошло еще несколько минут. Впрочем, я была в такомсостоянии, что вряд ли могла точно оценивать прошедшее время. Может быть,прошло полчаса или даже час. Я по-прежнему сидела за столом и мучительноразмышляла. То есть это только так называется — размышляла. На самом деле япросто боялась. Тряслась, как овечий хвост.
Боялась всего. Боялась, что меня разоблачат, поймают,посадят на много лет в тюрьму — или на зону? Как там полагается?
Я представляла себе все ужасы, которые меня там ожидают.Благо сейчас по телевизору и в книжках нам очень много рассказывают о тамошнейжизни, обо всех царящих в местах заключения кошмарных порядках. Как будто нетничего более интересного.
Но еще больше, чем тюрьмы и зоны, я боялась, что меняпризнают невменяемой и поместят в сумасшедший дом. На самом деле — ведь ясовершенно не помню, как убивала Меликханова. Значит, я сделала это впомешательстве… то есть я на самом деле потеряла рассудок, хотя бы временно?
Тут же в моем мозгу возникла слабая надежда: если я непомню, как убивала его, может быть, я этого действительно не делала? Но кто жетогда? Антон Степанович?
Нет, я видела, как он вошел в кабинет, когда Меликханов ужебездыханным лежал на полу…
А кто же тогда?
В таких вот «размышлениях» прошло некоторое время, и вдруг вдверь моего кабинета постучали.
Сначала я отчего-то решила, что это вернулась ЛенаАндросова, чтобы рассказать мне еще какие-нибудь душераздирающие подробностиубийства.
Но потом я сообразила, что Лена не стала бы стучать в дверь.Она ворвалась бы в кабинет, как шаровая молния, чтобы взорваться информацией.
Поэтому я не стала гадать, кто стучится в мою дверь, апросто проговорила:
— Войдите!
Дверь распахнулась, и на пороге появился какой-то мальчик.
Он был небольшого роста, с круглым румяным лицом и наивнымиголубыми глазами, опушенными светлыми ресницами.
Я чуть было не сказала: «Что тебе, детка?» — но вовремясообразила, что охрана вряд ли пустит к нам в банк ребенка, и прикусила язык. Ав следующую секунду разглядела, что «мальчик» одет в милицейскую форму смайорскими погонами.
Приглядевшись к майору повнимательнее, я поняла, что онвовсе не такой молоденький, каким кажется с первого взгляда. Наверное, ему былолет тридцать, а то и тридцать пять. Просто круглое розовощекое лицо вводит взаблуждение.
И тут уж сердце у меня заколотилось от страха, а на лбувыступили капли холодного пота.
Вот оно! Милиция уже разобралась в преступлении имоментально вышла на след убийцы.
На мой след.
И сейчас этот моложавый майор предъявит мне неопровержимыеулики, доказывающие мою вину, вырвет у меня признание и выведет из кабинета внаручниках…
Я тихо застонала и сползла с кресла.
— Что с вами? — растерянно спросил майор, подходяк столу и заглядывая за него. — Вам плохо?
В голосе майора звучало искреннее участие, и я немногоуспокоилась. В самом деле, не могли они так быстро выйти на мой след… даже вкино на это уходит хотя бы несколько дней…
— Да нет, — придушенно подала я голос из-подстола. — Я просто ручку уронила!
— Вам помочь?
— Спасибо, не надо.