— Зачем ты так сделал? — прошептала она, трогая свои губы.

— Прости, — прохрипел я, переводя дух, — прости, я не хотел… точнее наоборот, очень хотел… Извини, если ты не хочешь, я…

— Я хочу! Сделай так еще, пожалуйста, — попросила она, и глаза ее золотились.

— Ты просишь, чтобы я тебя поцеловал? — неуверенно спросил я.

— Я хочу, чтобы ты трогал мои губы своими.

Она была фатально невинна, чиста и откровенна. Конечно я не мог не заметить, что она не от мира сего.

— Мари, тебя никогда никто не целовал?

Она отрицательно покачала головой, потом все же сказала, немного подумав:

— Я видела, как другие делают это, но не знала зачем.

— А теперь знаешь? — спросил я, все больше настораживаясь.

Она кивнула.

— Это приятно. Очень.

— Сколько тебе лет Мари?

— Я не знаю, а это важно?

— Нет, не особо, — проговорил я, опускаясь на диван.

У меня в голове все плыло, размытые образы действительности растушевывались и таяли вокруг меня, сгущаясь в непроглядный сиреневый туман моих страхов. А что если эта волнующая, сказочная красота тоже плод моего воображения? Что если ее нет в действительности, и я сейчас просто галлюцинирую, как последний кретин?

— Витя, — позвал меня словно издалека мелодичный и вполне реальный голос Марии.

— А, — встрепенулся я.

Она сидела рядом со мной и внимательно изучала мое лицо.

— Ты напуган. Отчего?

Кто бы она ни была, но мои эмоции она считывала абсолютно точно. Хотя если Мари плод моего воображения, это и не мудрено.

— Поцелуй меня еще раз, пожалуйста, — попросила она снова.

Как можно отказать такой девушке, даже если она шутка твоего разума (хотя если верить Олегу Владимировичу, я не просто вижу, я создаю, а это значит, что она вполне реальна). Но если быть честным по отношению к себе, я был рад обмануться даже самим собой. Я был рад любому ее воплощению, пусть даже иллюзорному. И я поцеловал ее еще раз, потом еще и еще.

Она оказалась столь отзывчивой к моим ласкам, непосредственно открытой и правдивой. В ней не было ни грамма притворства или наигранности. Она действительно ничего не знала о близости и от того была головокружительно настоящей. Она не таилась, когда задыхалась от желания, не прятала себя от меня и ждала чего-то большего, о чем не имела ни малейшего представления.

Такой первозданной девственности и хрустальности я прежде не встречал. Благодаря ей я понял, наконец, сколь тонка и трогательно-целомудренна была задумка Создателя, сколь непорочна, в действительности, может быть любовь, если в ней напрочь отсутствует ум.

То о чем я и подумать-то боялся, случилось само собой. Ее невинное любопытство гнало ее к неизведанному, моя же одержимость ею просто не позволила мне остановиться.

В первый миг мне показалось, что я расхититель, похабник, въезжающий в тонкотелую нимфу, как пошлый Сатир. Но моя девочка оказалась на удивление податлива и мягка. Она была сокровищницей! Я очутился в пещере полной, несметных богатств. И тоннели этой златницы вели прямиком в небеса. Благодаря моей нимфоподобной любовнице я очутился в раю. Меня просто выбросило в открытую звездную беспредельность, где я парил в невесомости и блаженстве. Я боялся только одного, что, когда очнусь от гипнотических ее чар, кровать будет пуста.

Но когда я пришел в себя, моя возлюбленная была рядом. Она лежала чуть дыша, быстро хлопая длинным ресницами.

— Малыш, — позвал я ее, — ты как?

Мари подняла на меня влажные глаза, и я чуть не одеревенел от страха.

— Это волшебство, — проговорила она, шмыгая носом, — волшебство, которое от меня всю жизнь скрывали. Но ты мне его подарил. Спасибо.

Меня еще никогда не благодарили за это. Мне кажется, люди, вообще редко благодарят друг друга за секс. Хотя то, что было между нами, сексом назвать язык не поворачивался. Я укутал жмущуюся ко мне Мари покрывалом, поцеловал ее в нос и сказал, что это я должен ее благодарить за то, что сделала меня зрячим.

— А раньше ты плохо видел? — спросила она совершенно серьезно.

— Да Мари, очень плохо, почти что ничего. Но теперь я вижу, в чем есть ценность, а что фикция, суррогат.

Мари задумалась, села в постели, а потом спросила:

— А как же ты нарисовал всех этих существ, если ты так плохо видел?

— Видимо, с помощью внутривидения, о котором и не подозревал раньше.

— Ясно, — она обвела мою увешанную картинами мастерскую взглядом. — А всех их, ты тоже с натуры рисовал и лепил?

Меня словно кипятком обдали, этот совершенно дикий вопрос было странно слышать даже из уст Мари.

— Малыш, приглядись внимательно, вот хотя бы к этой птице. У нее же человеческое лицо, или к этой кракозябре, или вот Псоглавец в пальто тебя не смущает?

— Нет, он мне больше всех нравится.

— Мари, ты когда-нибудь видела человека с собачьей головой? — говорил я, уже понимая, что происходит нечто несуразное.

— Нет, но я многого не видела. Это же не значит, что этого нет.

— Синих псов в этом мире нет, Мари, — печально изрек я, понимая, что моя фея, скорее всего так же реальна, как и эта собака в пальто.

— Как же не бывает, если вот он стоит здесь, такой милый и добрый.

Я вздохнул.

— Я всегда говорю глупости, так меня все вокруг уверяют (кроме тебя). Но я уверена, что мои глупости не так уж и беспочвенны, просто другим трудно их понять. Им проще сказать, что неправа я, чем признать себя заблуждающимися. А еще людям проще жить в уже созданном мире, где за них все придумали и решили как правильно. Но ты не такой, ты не боишься менять правила, поэтому я буду тебя любить. Всегда.

Я обнял мою добросердечную прелестницу, и мы снова зарылись в покрывало.

Я блуждал в лабиринтах своих мыслей, пытаясь сойти с тропы сомнения. Все было настолько реальным и фееричным, что я отказывался признавать это сном моего разума. Я решил сдаться ему, решил, что Мари права — то, что люди признают психическими расстройствами, не обязательно должно иметь мрачный окрас. Может, это и не ограничение вовсе, может, это прорыв в запредельность, в неизведанность и безграничность. Ведь как можно знать наверняка о чем-либо, пока не изведаешь это на себе. Я решил рискнуть всем, я выбрал любовь, и мне неважно было вымышленная она или нет.

Пока я странствовал в лабиринтах своего разума, Мари разглядывала мои работы.

— Скажи, а как же ты их нарисовал, если в нашем мире таких чудиков не существует? Ты был в других мирах, да?

— Был Мари, был. И тебя когда-нибудь туда отведу.