За столом стоял хруст, словно стадо лосей жевали молодыепобеги орешника. Кречет, не отрываясь от бифштекса, пробурчал скептически:

– Ну-ну... Сейчас, что ни предложи... все повыситмой... м-м-м... р-р-рейтинг, ибо падать уже некуда...

Коломиец поперхнулся, сделал большие глаза. У президентарейтинг после крутых мер повысился, а после указа о свободе вооружаться, так ивовсе взлетел до потолка.

Я сказал ровно:

– Ладно, мы уже оценили вашу скромность. Итак, япредлагаю вам назначить Государственную премию... за компьютерные игры.

Я не успел договорить дальше, Коган откровенно расхохотался,Яузов фыркнул, как огромный боевой конь времен крестовых походов, остальныезаговорили, перебивая друг друга.

Кречет вскинул брови:

– Вы это серьезно? Или от хорошего настроения?.. Таксказать, вместо психотерапевта.

Я развел руками:

– Смейтесь, смейтесь. Потом локти будете кусать, когдачерез пару лет какая-нибудь американская ассоциация додумается. Нет, сама недодумается, но кто-нибудь из наших подскажет. Это же лишь полные идиоты, укоторых слюни текут, да некоторые из членов правительства... очень занятых,конечно, полагают, что слово «игры» все перечеркивает. Во-первых, это уже давноне игры. Во-вторых, в прошлом году Голливуд затратил на фильмы семь миллиардовдолларов, а на создание игр было потрачено девять. В этом – ожидается втроебольше. В-третьих, этот новый вид искусства, дураками по старинке именуемыйиграми, становится более мощным инструментом воздействия, чем даже быстросдающее позиции и устаревающее кино. Другие просто еще не разглядели гиганта вэтом малыше... А тот, кто первым возьмет его за руку и введет в большом мир, тоти получит благодарность этого малыша и, в будущем, его поддержку.

Коган сказал скептически:

– Положим, его уже взяли за ручку. И без нас ввели вбольшой мир.

– Кто спорит? – сказал я. – Но можемперехватить более важное – воспитание. Во-первых, учредить Госпремию с солиднымкушем. Во-вторых, учредить ежегодный кинофестиваль... тьфу, фестиваль игрушек,созданных в течение года. С раздачей золотых слонов, статуэток, премий,дипломов, лавровых венков и пачек долларов. С широким освещением в прессе, нателевидении. С бесплатным проездом лауреатам в трамвае... ладно, а вдругкому-то из них захочется прокатиться на трамвае? Среди гэймеров романтиковбольше, чем среди уже все повидавших киношников.

Похоже, посерьезнели, хотя все еще по лицам бродят тенинастолько четкие, что я в любом момент могу сказать, о бюджете ли головнаяболь, о продвижении НАТО или о свободе продажи оружия.

– Господин президент, – добавил я на всякийслучай, – это мы, простые смертные, глядя на яйцо, можем видеть яйцо. Авы, господин...или товарищ президент, должны видеть птицу, парящую в небе,видеть размах ее крыльев, длину клюва и даже блох на перьях! Простой человеквсе еще называет это новое искусство по старинке компьютерными играми, хотяэтот птенец уже вылупился, уже разевает клюв и пробует растопыриватькрылышки!.. Словом, чтобы не занимать ваше внимание, я предлагаю назвать этотновый вид искусства патиципейтом, от латинского слова participate. Патиципэйтозначает участие в чем-то. Все вы помните как совсем недавно появилисьвидеомагнитофоны, и все оживились, получив некоторую власть над фильмом. Можнобыло остановить, чтобы ответить на звонок по телефону, сбегать на кухню зачайником, прокрутить к началу... Даже смотреть в удобное время для себялюбимого, а не когда это хочет телевидение! А искусство патиципейта далозрителю еще больше власти над зрелищем. Человек, который вовлечен в патиципейт,хватается за сердце и переживает больше, чем при просмотре самого крутогофильма.

Коломиец посмотрел на меня холодно, но не стал унижаться доспора с каким-то футурологом, обратился к отцу нации:

– Почему патиципейт? Опять засоряем языкмакаронизмами... Не лучше ли придумать что-то исконно русское?

– А еще лучше – хохляцкое, – добавил Коган счересчур серьезным видом. Увидел нахмуренные брови Коломийца, поспешнодобавил, – что на самом деле и есть исконно русское, ибо хохлы – самыедревние русы.

Я пояснил, морщась:

– Лучше бы русское, наш язык велик и могуч, но нашнародец настолько привык плевать на свое и кланяться чужому, что... Вы ж виделикак показали свой уровень питерцы, выбрав для своего города наихудший вариант,зато пышно-глупо-немецкое – Санкт-Петербург! Так и с новым названием. Боюсь,что весь мир принял бы русское название, но сама Россия не примет, но именно снее должно начаться победное шествие... так что в интересах дела давайте ужвозьмем за основу латынь...

– А не американизм? – спросил Яузов подозрительно.

– Американцы пользуются испорченной основойлатыни, – пояснил я. – Но можно дать в печати пару статей, чтолатиняне и есть древние русы. Ведь, как все мы помним, когда Троя с ееславянским населением пала, в чьем падении сыграл главную роль славянский князьАхилл, почему-то принявший сторону греков, то часть троянцев-русов с ее великимгероем Энеем ушла на берега Тибра, где завоевала местные племена, Эней женилсяна дочери царя Латина, и тем самым утвердил свою славянскую династию...

Яузов спросил недоверчиво:

– Что, в самом деле так было?

– Да какая разница? – отмахнулся я. – Мысейчас решаем, каким быть будущему, при чем тут достоверность прошлого? Россия– страна непредсказуемого прошлого! Но мы отвлеклись, по глазам вижу, Коган вонерзает...

Коган сказал грустно:

– От радости. Это ж иудеи натравили греков на Трою. Акогда там остался один пепел, то кочевники, что сорок лет скитались по пустыне,не имея возможность прорваться мимо Трои целыми, наконец-то вышли в Палестину инапали на других ваших предков... Да-да, по Емельянову там тоже жили сплошныерусы.

Яузов поперхнулся чаем. Глаза стали круглыми. Сказбушучастливо похлопал бравого генерала по спине, но Яузов, похоже, подавился ототкрытия, что и вся Палестина, оказывается, была нашей.

Я видел, что разговор опять ушел в сторону, никто все еще невоспринимает серьезность ситуации,

– Ладно, – сказал наконец Кречет отсутствующимголосом, – Степан Бандерович, распорядись, чтобы обдумали, подготовилипредложения... Если надо, пусть создадут еще один комитетик. Чтоб нам голову неломать, а подмахнуть, не читая.

В тарелках остались одни кости, кое-кому приносили повторому разу, работа министра тяжелее работы грузчика, наконец подали горячийкофе, кому-то чай, только Яузов вынужденно цедил смородиновый морс. Кречетраспорядился, чтобы ему подавали только полезное, раз уж не заталкиваем обратнов больницу.

Яузов обиженно сопел, широкие ноздри подрагивали, хватаязапахи крепкого кофе. В столовой народу многовато, о конкретных деталях лучшене говорить, хотя здесь телекамеры следят за каждым, и если кто-то хотьпопытается прислушаться к разговору за нашим столом, его мимику запишут, апсихоаналитики подадут рапорт за тремя подписями, что именно тот человекподумал, зачем подумал, и что думают сами по этому поводу.