Я замолчал, глаза стали отсутствующие. Коган поторопил:

– Ну-ну? Какое это имеет отношение?

– И вот однажды этот слесарь то ли поддал по поводуполучки, то ли, наконец, озверел, но когда тот прошелся по поводу егообразованности... ну как слесарь отличит Канта от кантаты?.. ухватил его заворот, шарахнул о стену, дал в морду. Хорошо дал, кровь из разбитых губ залиларубашку до штанов. Тот, понятно, в визг, в крик! Слесаря повязали, протокол,милиция, едва не посадили, отделался пятнадцатью сутками за хулиганство, спаслиотличные характеристики с завода. Мы тогда все сочувствовали интеллигенту,помню. Но сейчас вспоминаю другое. Слесарь расправил плечи, встретил интеля ещеразок, дал ему обнюхать монтировку и предупредил, что готов сесть лет на пять,а то и на десять, но этой штукой изуродует паскуде рожу так, что ни одна бабане посмотрит. И тот образованный красавец, помню как сейчас, присмирел. Слесарьснова стал ходить в гастроном, гулять со своим двортерьером по улице... Да,тогда мы все были на стороне интеллигента. Сейчас же, когда стал чувствительнеек разным нарушением прав человека... и народов, все лучше понимаю слесаря. Нуне мог он соревноваться с человеком высшего образования в знании манер иликлассиков! Ну не мог отличить Моцарта от Бетховена! Ну не получил высшегообразования в силу каких-то причин. Может быть, из-за бедности родителей, когдапосле школы приходится идти не в университет, а на завод!.. Да, соревноватьсянужно на уровне культуры, аргументов... Но если чужая культура начинаетподминать тебя как танк, то ты вправе бросить под него гранату. Да что тамвправе, обязан!

Коган спросил настороженно:

– Надеюсь, вы говорите об интеллектуальной гранате? Япользуюсь вашими терминами, ведь это вы ввели в употребления слова: философскиебомбы, идеологические удары...

Я отвел глаза, неловко говорить неприятные слова человекучестному и очень порядочному:

– Не только. Когда заряд интеллектуальной гранатыслаб... мы вправе пользоваться гранатами попроще.

Он отшатнулся в ужасе.

– Вы это... всерьез?

– Когда-то и я плевал на слесаря, – ответил яуклончиво. – И говорил о роли культуры, путая ее с образованностью. Асейчас вижу, что на самом-то деле культуры у слесаря было побольше, чем у того,с высшим. Да, слесарь защитил себя как сумел! Он прибег к последнему аргументу,какой остается у любого. Простите, но сейчас вся наша Россия – тот слесарь.

Когда мы входили в кабинет, на самом большом экранегрохотали американские танки, а наш телекомментатор, что изображает умного,вещал с подъемом, будто выкрикивал первомайские лозунги с трибуны Мавзолея:

– Завершились как совместные американо-польские маневрыу Бреста, так и американо-прибалтийские!... Где совсем недавно стояли советскиевойска, теперь шагают американские коммандос! Американское командованиезаявило, что отныне на земном шаре нет недоступных мест для их войск быстрогореагирования! Отныне элитные группы коммандос могут появиться в любой точкенашей планеты, освободить заложников, ликвидировать террористов...

Он счастливо верещал что-то еще, члены правительстварассаживались, грюкали стульями, но не могли заглушить радостные воплиреспектабельного дурака. Кречет потемнел, суровые складки у губ застыли какпротивотанковые рвы, а надбровные дуги выдвинулись, словно козырек надблиндажом.

– Если учесть, что американское правительство на дняхзаявило, что даже зона озера Байкал является зоной интересов США... то онидействуют последовательно.

– Наступают, – отозвался Краснохаревтяжело, – наступают стремительно!.. Пока мы не собрались, пока копошимся всобственном дерьме, захватывают все, что могут. Оттесняют отовсюду, откудаудается... Для них мы теперь не СССР, а куда страшнее – Россия.

Оба посматривали на меня, как будто я был президентом всегоземного шара, и тут же мог бы приструнить расшалившиеся США. Впрочем, когданарод гибнет, когда его уже не спасет ни самый мудрый правитель, ни армия, ниблагодатные земли, спасти может находка в философии, что принимает то виднациональной идеи, то духовных исканий в религии, то какой-нибудь заветпредков, на который не требуется ни денег, ни армий, а из растерянной толпыспособна сделать разъяренную армию, способную голыми руками смести хоть шахскийрежим в Иране, хоть любую иностранную армию, хоть в кратчайший срок явитьизумленному миру совсем новую формацию...

– Мы и будем проигрывать, – сказал янастойчиво, – и будет отступать везде и всюду, пока будем играть по навязаннымими правилам. Эти правила они создали для себя! Когда не удалась их недавняяпопытка свергнуть президента, то не удалась только потому, что наши люди повелисебя странно и дико с точки зрения американцев! Наши танкисты пошли на смерть,на гибель... это не укладывалось в головах на той, Темной Стороне. И мыпобедили только потому, что вели себя по-варварски с точки зрения такназываемого цивилизованного мира. Хотя, вон Филин Сычевич подтвердит, в Европеподвиг наших молодых ребят был воспринят с сочувствием, восторгом и слезами.Они поняли, ведь штатовщина еще не успела втоптать в грязь присущие немцам,французам, испанцам – честь, достоинство, гордость, верность своей стране допоследнего вздоха.

Сказбуш кивнул:

– По нашим данным, немцы даже песню сложили.

– Как они же сложили о «Варяге», – напомниля. – Не знаете? Тоже мне, разведка!.. Это они сочинили: «Врагу не сдаетсянаш гордый „Варяг“, пощады никто не желает...», а в России только перевели нарусский. А пели по всему миру. За исключением Штатов, естественно. Тогдагордость и честь в Европе были еще в чести. Наступление американскихценностей... слово-то какое хорошее испоганили!.. началось с крушениягитлеровской Германии, которой США воспользовались как нельзя лучше. А заодновытравили и все понятия о чести, как якобы связанные с милитаризмом! Я ужеговорил, говорю и буду говорить, что слабый имеет полное моральное правохвататься за любое оружие!

Кречет вздохнул:

– Древние... не то философы, не то лодыри, говаривали,что для того, чтобы убедить человека, вовсе не надо придумывать новые доводы.Надо чаще повторять одно и то же. Страшновато начинать новый век... новуюмораль... хотя какая к черту новая?.. но, честно говоря, Виктор Александрович,вам даже Сказбуш начинает верить. Нам очень важно чувствовать себя правым!

Он двигался по кабинету как гранитная глыба, брошенная измогучей баллисты. Лицо посерело еще больше, крупные оспины выделялись резко,как следы от крохотных пуль. Глаза недобро блестели как обломки слюды, сухие иупрятанные под мощные оборонительные надолбы бровей.

Министры явно чувствовали себя школьниками, за спинамикоторых ходит нещадный учитель и стучит пальцем по наручным часам: вот-вотпрозвенит звонок, время контрольной истечет, а от этой контрольной зависит,быть России великой страной или не быть вовсе.