Если решение будет иное, если местом жительства признают Бофорс и передадут дело в суд города Карлскуга, маловероятно, что последнюю волю Альфреда Нобеля удастся исполнить.

* * *

Требовалась официальная «огневая подготовка», чтобы избежать той «волны возмущения», которую опасались поднять родственники, выступив против завещания дяди Альфреда. В этом вопросе профессор юриспруденции Эрнст Трюггер оказал им большую услугу. «Битва за миллионы» – так озаглавил он серию статей в трех частях, которая в середине апреля 1897 года была опубликована анонимно на первой странице газеты Vårt Land. Вскоре стало широко известно имя ее автора.

«Битва за миллионы» стала речью в защиту права семейства Нобель вмешиваться в дело. По мнению Трюггера, восторги прессы по поводу Нобелевских премий последовали слишком рано. Если внимательно рассмотреть завещание, может оказаться, что пожертвование с юридической точки зрения невозможно осуществить. Правила таковы, что завещание становится недействительным, если наследники не предъявят свои права на выпавшее им счастье в течение шести месяцев после смерти завещателя. Этот момент вскоре настанет, а ничего такого не произойдет, утверждал профессор юриспруденции. Гигантское наследство пока не имеет получателей.

Но даже если будущие лауреаты Нобелевской премии появятся, живехонькие, на шведской земле до истечения срока (до 10 июня 1897 года), проблема все равно не будет решена. Ведь им некуда обратиться. Завещание еще не обрело законную силу ни в одном шведском суде.

Трюггер считал, что единственный разумный выход из создавшегося затруднительного положения – это поручить ответственность за состояние родственникам. Неправильно, чтобы душеприказчики продолжали распоряжаться многомиллионным состоянием, не имея на то законных оснований. В этой ситуации Трюггер сочувствовал семейству Нобель и обвинял в произошедшем недоразумении покойного Альфреда Нобеля. Как тот мог выражаться столь нечетко, так небрежно подойти к столь важному вопросу?10

Статьи произвели сильное впечатление не в последнюю очередь в шведских учреждениях: Шведской академии, Каролинском институте и Королевской академии наук, – которые Альфред Нобель назначил присуждать Нобелевские премии. Очень вскоре они, как и норвежский стортинг, получили письма от Рагнара Сульмана и Рудольфа Лильеквиста. Душеприказчикам требовался формальный ответ от этих учреждений, готовы ли они взять на себя задачу, возложенную Альфредом. Независимо от всего остального существовало решающее обстоятельство, которое Сульман и Лильеквист никак не могли обойти: если организации, призванные присуждать премии, откажутся от этой роли, завещание останется недействительным.

Сульман и Лильеквист запросили у всех четырех институтов имена двух представителей перед необходимыми переговорами. Каждый, кто читал завещание, понимал, что невозможно реализовать идею Нобелевских премий без дополнений и, возможно, некоторого переосмысления его текста11.

Суровый юридический разбор в газете Vårt Land посеял тревогу в рядах тех, кому предстояло теперь ответить на важнейший вопрос душеприказчиков. Если решение о премиях юридически не оформлено, может быть, лучше поскорее договориться с родственниками?

Юрист душеприказчиков Карл Линдхаген, ощутив острую потребность представить иное видение ситуации, написал две большие статьи в Dagens Nyheter, тоже анонимно. Он, в частности, утверждал, что вовсе нет необходимости в конкретном получателе наследства, по крайней мере в Швеции. Вполне можно, например, учредить фонд. Карл Линдхаген старался придерживаться чисто юридической стороны дела, однако свое раздражение действиями шведской ветви родственников, к сожалению, скрыть не смог: «…следует признать, что они должны быть достаточно толстокожими, чтобы дойти до конца избранного ими пути и ни разу не испытать стыда. Но падут ли они в конце на мягкие стопки купюр или на разбитые иллюзии, подобные куче камней, одно ясно: чего бы они ни добились, героической репутации им не получить». Претензии родственников на управление миллионами Линдхаген отверг, словно отрезал: «В этом случае покойник точно перевернулся бы в гробу».

«Cлишком агрессивно», – подумал Рагнар Сульман, прочитав статьи в Париже у консула Нурдлинга12.

* * *

Заседания суда по фиктивному делу, как его называли, имели место в середине апреля. В прессе всячески иронизировали по поводу острейшего вопроса, в который эти первые тяжбы должны были внести ясность. Где должно рассматриваться дело о завещании Нобеля? На этом этапе выбор стоял между Стокгольмским городским судом и окружным судом Карлскуги (Бофорса).

Газеты повторяли некоторые базовые сведения: мультимиллионер всю жизнь был гражданином Швеции, однако начиная с девятилетнего возраста нигде не зарегистрирован, даже за границей. Для такого случая применимы два шведских закона: один о бродягах, второй о нищих. Если Альфреда признают бродягой, то тогда действует место последней прописки, то есть Стокгольм. Если же он будет квалифицирован как нищий, следует исходить из того, где он находился и должен был быть прописан, что указывало на Бофорс. Бродяга или нищий? «Вот так звучит главный вопрос, от ответа на который может зависеть право владения 35 млн», – писала газета Arbetet13.

Родственники надеялись, что оба суда объявят о своей некомпетентности. Это повышало шансы на признание завещания недействительным, с участием французского суда или без оного. В Карлскуге они выступили с протестом против того, что окружной суд вообще взялся рассматривать это дело. В последний раз Альфред Нобель был зарегистрирован у своей матери в Стокгольме в 1842 году. По мнению родни, если его и можно считать проживавшим где-либо в Швеции, то только там.

Душеприказчики получили право высказаться. Они глубоко исследовали прецеденты и заявили, что трудный вопрос о местопребывании связан не только с тем, где Альфред жил, но и с тем, где он работал. Они представили свидетельство, подписанное директором завода в Бофорсе, из которого явствовало, что Альфред Нобель с 1894 года занимал пост председателя правления с выплатой жалованья и владел контрольным пакетом акций. Кроме того, он пользовался служебным жильем, принадлежавшим заводу. Действительно, Нобель продолжительные периоды проводил за границей, но в Бьёркборне у него имелись слуги, работавшие на полное жалованье. Усадьбу он обставил за свой счет, на конюшне содержал трех собственных лошадей и экипаж. Оплачивал он и постоянного кучера.

По мнению душеприказчиков, если Альфред Нобель может считаться проживающим в Швеции, то его дом однозначно именно в Бофорсе, не в Стокгольме. Расчет продолжительности его пребывания в Бофорсе в данном случае не имеет значения. Его постоянные поездки по Европе естественны, учитывая широкую международную деловую активность Нобеля.

Сульман и Лильеквист выиграли. В конце апреля 1897 года городской суд Стокгольма отказался от права на рассмотрение дела о завещании Альфреда Нобеля. Окружной суд Карлскуги, напротив, объявил о своей компетентности. Таким образом, удалось отвести первую угрозу объявления завещания недействительным, но ожидалось обжалование, да и французская опасность еще не миновала. Кроме того, пока существовала неизвестность в главном: что ответят те, кому выпало присуждать премии?14