Нынешний мэр имел также и звание адмирала, что давало ему право на таможенные пошлины со всех гаваней на побережье Дублина, до самого порта Долки и дальше, хотя королевские чиновники, возможно, с радостью отдали ему это право, потому что служащим короля всегда было нелегко самим получать сборы.

Даже то, что жители Дублина участвовали в истории с мальчиком-королем Ламбертом Симнелом, никак им не повредило. На самом деле это лишь подтолкнуло Генриха Тюдора к тому, чтобы наладить с Дублином хорошие отношения, и в последние девять лет его сын Генрих VIII продолжал ту же политику. Послание от королевского двора к главам Дублина было предельно ясным: «Король Англии нуждается в вашей дружбе». Так что быть женой олдермена Дойла означало очень много.

Маргарет не впервые видела жену Дойла. Всего две недели назад их пути уже пересекались.

Одним из городских событий, которое всегда посещала Маргарет, была Доннибрукская ярмарка. Она проходила в конце августа, а сама деревня Доннибрук находилась всего в миле к югу от больницы Святого Стефана. Иногда ее муж тоже ездил туда, чтобы купить или продать скот. Там можно было выбрать самые разнообразные ткани, их свозили сюда со всей Европы, а еще Маргарет обычно привозила оттуда разные лакомства и специи для своей кладовой. На ярмарке открывалось множество палаток с вкусной едой и разбивались шатры для представлений – там выступали певцы и акробаты, жонглеры, музыканты и фокусники.

– Доннибрук – мой праздник на весь год, – говорила обычно Маргарет.

На ярмарке это и случилось. Маргарет сразу заметила ту женщину из-за ее приметной внешности, но тут же забыла о ней. И только когда уже немного позже она стала изучать прилавок с целебными травами, то вдруг поняла, что лицо этой женщины ей знакомо. Но откуда?

Прошло уже двадцать пять лет с тех пор, как они с отцом видели семью Генри Батлера, и если бы не те ужасные вещи, которые отец рассказал ей о них, и не та боль, которую они ему причинили, Маргарет наверняка бы забыла, как они выглядели много лет назад. Но оказалось, что их лица – Батлера, его жены и их маленькой дочери – навсегда отпечатались в ее памяти. И теперь Маргарет вдруг осознала, что эта женщина на ярмарке в Доннибруке выглядит точно так же, как жена Батлера в те годы. Неужели это та самая маленькая девочка? Ну да, ей сейчас должно быть примерно столько лет.

Она повернулась, чтобы рассмотреть женщину, и заметила, что та наблюдает за ней и, похоже, узнаёт. Значит, подумала Маргарет, она знает, кто я. И пока она спрашивала себя, что должна чувствовать теперь к дочери Батлера и следует ли с ней заговорить, она увидела нечто такое, что сначала заставило ее застыть на месте, а потом покоробило до глубины души. Женщина усмехалась. Да, ошибки быть не могло: это была едва заметная усмешка торжества и презрения. Потом она сразу отвернулась, а Маргарет задохнулась от ярости. Вскоре Маргарет увидела, как она покидает ярмарку.

Маргарет ничего не сделала. А что она могла? Она даже не попыталась что-то узнать о той женщине или найти ее. И когда вечером муж спросил, почему у нее такой огорченный вид, Маргарет придумала какую-то отговорку. Она хотела просто забыть о той встрече.

Но теперь, стоя на причале, она узнала, кто эта женщина. Жена богатого олдермена, и наверняка у нее есть большой дом и всё, что только можно купить за деньги. Нет, напомнила себе Маргарет, ей действительно нечего стыдиться. Может, Дойл и был богат, но он все равно оставался купцом. А муж Маргарет был джентльменом, внуком Уолша из Каррикмайнса, ни больше ни меньше, и он был достаточно важной персоной, чтобы его сегодня пригласили участвовать в объезде границ. Да, возможно, их имение и находилось на южных пограничных землях, а не в Фингале, как того хотелось бы Маргарет, и оно, возможно, давало лишь скромный доход, но ее муж получил образование в Англии, а то, что он зарабатывал как юрист, вполне возмещало скромные доходы от имения. Маргарет сказала себе, что у нее уж точно нет причин испытывать неловкость, если она вдруг столкнется с этой женщиной, чья семья обокрала ее семью.

Но когда она вспоминала ту мерзкую усмешку, душа ее снова наполнялась гневом. Так что лучше ей держаться подальше от этой особы. Просто обходить ее стороной и не думать о ней.

Так какой же дух противоречия вселился в Маргарет, когда через несколько мгновений она вдруг шагнула к жене Дойла?

– Вон он. Вон там мой муж! – Джоан Дойл взмахнула шелковым платочком. – Он еще меня не заметил, – засмеялась она. – Одно можно точно сказать: все они будут ужасно голодны.

Джоан Дойл успела познать горе, но теперь ей казалось, что счастливее ее нет в целом свете. В восемнадцать лет ее выдали замуж, и очень удачно, за некоего джентльмена из Уотерфорда. Шесть лет спустя, уже потеряв двух детей, которых унесла лихорадка, она лишилась третьего ребенка, а ее муж погиб при кораблекрушении. Так в двадцать четыре года она стала вдовой, много месяцев была безутешна в своей молчаливой печали и уже не надеялась, что ее жизнь когда-нибудь изменится к лучшему.

Но потом она встретила Джона Дойла, и тот с величайшим терпением снова пробудил ее к жизни, а через год с небольшим женился на ней. С тех пор прошло уже шесть лет, и Джоан Дойл, имея прекрасный дом и двоих детей, познала больше счастья, чем представлялось ей в мечтах. Будучи по натуре человеком сердечным и любящим и слишком хорошо зная, что значит испытывать огромную боль, Джоан старалась, насколько это было возможно, не причинять боль другим. Она постоянно совершала маленькие добрые дела, и ее богатый и добродушный муж искренне веселился, когда и недели не проходило без того, чтобы жена не являлась к нему с просьбой о помощи очередному горемыке.

– Должно быть, это испанская кровь делает тебя такой добросердечной, – смеялся он.

Ни к кому не испытывая злобных чувств, Джоан не подозревала их в других. Это ее черта тоже очень нравилась Джону Дойлу: он чувствовал себя ее защитником.

Джоан заметила Маргарет, когда та была еще в дюжине ярдов от нее. В это время ее соседка как раз затеяла с ней разговор, поэтому Джоан не могла отвернуться, но краем глаза все же наблюдала за той женщиной и уже поняла, что именно ее видела неделю назад на Доннибрукской ярмарке. Потому что в Дублине и его окрестностях, безусловно, не могло быть двух женщин с такими восхитительными темно-рыжими волосами. И без всяких следов седины, хотя эта женщина определенно была постарше Джоан. У самой Джоан уже появились седые волоски, которые она искусно прятала. А этой рыжеволосой красавице, улыбаясь, подумала она с печальным изумлением, не нужно прибегать ни к каким ухищрениям. В эту минуту Маргарет вдруг увидела ее и самодовольно усмехнулась.

Мнение Маргарет о Джоан Дойл было основано на недоразумении. О ссоре между двумя семьями Джоан вообще ничего не знала. Спор из-за наследства произошел настолько давно, что Генри Батлер даже рассказывать не стал об этом дочери. И теперь Джоан не имела ни малейшего представления о том, кто такая Маргарет.

Так что лишь по несчастному стечению обстоятельств вышло так, что, когда Маргарет подошла достаточно близко и могла все слышать, женщина рядом с Джоан как раз говорила о недавнем случае спорного наследства в Дублине и о том, как была расстроена семья, потерявшая все.