— Что ж, связь этих двух явлений обещает нам интересное будущее. Но давайте обратимся к настоящему. Израиль — странная страна. Она образована «по декрету» и поэтому миновала обычные стадии исторического развития. Сказывается ли это, на ваш взгляд, на нынешнем состоянии государства?

— История, прошлое любой страны сказываются на ее настоящем. Однако на настоящем Израиля сказывается скорее отсутствие собственной истории, почти двухтысячелетняя пауза между израильскими государствами in vivo и in vitro. Если история еврейского народа исчисляется тысячелетиями, то история нынешнего еврейского государства еще не перешагнула через полувековой рубеж. Здесь, в особенностях образования Государства Израиль, таких как наличие враждебного окружения, разнородность, мозаичность социума, чрезмерная зависимость от внешних факторов, — источник, по-моему, многих нынешних проблем. И потом: большинство граждан Израиля — жители страны во втором, максимум в третьем поколении. Это порождает особую психологию, отличную от психологии англичан, скажем, или французов, веками укорененных в своей земле. Отсюда — некоторая специфика нравов, институтов, всего строя жизни. Кое-что выглядит как бы собранным на живую нитку.

— Что, по-вашему, тормозит развитие Израиля?

— По существу, я уже сказал об этом, перечисляя проблемы, в которые погружено израильское общество. Далее можно идти в разных направлениях. Тормозом, несомненно, служит наличие мощнейших бюрократических, монополистических структур. Другой тормоз, на мой взгляд, — то, что можно назвать клерикализмом. В принципе я не вижу разницы между ортодоксией Торы, ортодоксией Корана или ортодоксией Евангелия. В любом из этих случаев людей пытаются лишить свободы выбора, подчинить их жизнь правилам и установлениям, принадлежащим вчерашнему дню. Обычное, демократическое решение — отделение церкви от государства. Богу Богово, кесарю кесарево. Однако в Израиле такой подход потребовал бы нетрадиционного решения другой фундаментальной проблемы…

— Что значит быть евреем? Кто такой еврей — человек, принадлежащий еврейской религии? Вы это имеете в виду?

— Именно. Но ответить на ваши вопросы я не готов. Во всяком случае, негра или, скажем, японца, прошедшего гиюр, мне, да и не только мне, трудно считать евреем. Хотя с точки зрения официальной такие люди являются стопроцентными евреями. Но можно ли их назвать чистокровными евреями? Если я правильно чувствую историю, ее пульс, ее тенденции, то «чистокровность» все-таки возьмет верх над «стопроцентностью».

— Говорят, вы каждую неделю читаете соответствующую главу Торы. Правда ли это, и если да, то зачем?

— Правда. Читаю Пятикнижие плюс комментарии. Вот уже иду по четвертому кругу. Есть специальная тетрадь, где отражены мои библейские штудии. Зачем? Во-первых, просто интересно. Ведь огромный пласт культуры уходит в библейские сюжеты. Так что повышаю свой культурный уровень. Во-вторых, чтобы лучше понять собственно еврейскую и израильскую культуру, ее образный, метафорический ряд, лучше понять еврейский менталитет. Ну и, в-третьих, извините за пижонство, — чтобы было чем удивить израильских собеседников.

— Не могли бы вы кратко, в двух словах, сформулировать свое впечатление от Торы?

— Мудрость и жестокость. Так, пожалуй. Точно в двух словах.

— Александр Евгеньевич, у меня сложилось впечатление, что, находясь в Израиле, вы вели себя как Бальзак, который стоял чуть в стороне и с интересом наблюдал «человеческую комедию». Рамки этого интервью не позволяют, конечно, расспросить вас обо всем, о чем хотелось бы, поэтому ограничусь одним вопросом: изменилось ли ваше мнение о евреях после того, как вы наблюдали их в непосредственной близости в течение пяти лет?

— Вы ошибаетесь. Если я и стоял в стороне, то не как писатель, собирающий материал для изображения человеческих нравов, а как неизраильтянин, нееврей, заброшенный судьбой в эту страну. А поскольку моей главной задачей было наведение мостов взаимопонимания между Россией и Израилем, в стороне я стоять не мог и не хотел. Мне важно было вжиться в «страну пребывания», понять ее людей, ее политиков и политику и донести это понимание до Москвы.

— И вы решили свою главную задачу?

— Ее нельзя решить. Ее можно и нужно постоянно решать. Что-то мне сделать удалось. Но многое осталось за пределами моих возможностей. И с точки зрения понимания, и с точки зрения воздействия на политические и экономические реалии. Говорю алгебраическими формулами, чтобы не утомлять вас и читателей скучной материей дипломатических будней.

— И все же каково ваше неалгебраическое мнение о евреях — о евреях здесь, в Израиле?

— Ну что ж. Раз вы настаиваете… Да, мое мнение изменилось. Судя по тому, что я видел и знал в России, по тому, что читал об Израиле, я воспринимал израильских евреев как некую «соборность» (извините за термин из другого лексикона), некую внутренне спаянную общность, а израильское общество — как социум, пронизанный нитями взаимной помощи, взаимной поддержки. А тут, читая «Вести», «Нашу страну», другие газеты, то и дело вспоминаешь Гоббса: Homo homini lupus est («человек человеку волк», если меня не подводит университетская латынь). И такое еще, более частное наблюдение: много хороших журналистов, но весьма средняя журналистика, есть хорошие политики (ученые, музыканты, бизнесмены etc), но… Количество угнетает качество — такая вот странность.

А теперь попытаюсь реабилитироваться в глазах израильтян. Я, конечно, знал, что евреи изменили облик Палестины. Но то, что я здесь увидел, — фантастика! Особенно если учесть, что все, что сделано, сделано в труднейших, часто — в чрезвычайных условиях. Ведь история Израиля — череда видимых и невидимых битв, в которых решалась судьба наконец-то возрожденного государства. Только находясь на Земле обетованной, я смог понять и почувствовать это.

— Александр Евгеньевич, я думаю, что вам не нужно делать дипломатические реверансы. Нам ведь интересны ваши «недипломатические» мнения. Мне, конечно, особенно хотелось бы, чтобы вы развили свою мысль по поводу местной журналистики…

— Боюсь, что тонкий лед оценок не выдержит разговора по существу. Ведь я в гостях, а моя жена, Лена Петровна, учит: в гостях даже пересоленный суп надо хвалить. Ограничусь одним наблюдением. Мне кажется, что израильская журналистика выиграет, если журналисты будут тратить больше энергии и ума на анализ проблем и меньше на обличение друг друга и вообще — на обличение. На этом давайте поставим точку и будем выбираться на более безопасное место.

— Ну что ж, не смею спорить с Леной Петровной… А что вы думаете о месте «русских» и русскоязычной культуры в современном Израиле и о распространенном стереотипе по поводу «русского гетто»?

— О «гетто», на мой взгляд, могут говорить только люди, ничего не понимающие в происходящем. Мы являемся свидетелями интереснейшего процесса — формирования израильской культуры. И русскоязычная культура служит одной из главных ее составляющих. Наряду с идишской и арабской, надеюсь. Наряду с базовой культурой, уходящей корнями в иудейскую древность. Я, разумеется, безжалостно упрощаю, но упрощаю, чтобы яснее была основная мысль.