императрицы и ее гостей по Днепру. Он печатал путеводители, где содержались детальные описания городов и деревень, мимо которых проплывали галеоны, а также было указано расстояние, которое флот преодолевал каждый день.

Екатерина составила список гостей. В него вошли далеко не все влиятельные вельможи. В список не включили прусского посла, поскольку после смерти Фридриха Великого годом ранее на трон в Берлине взошел его племянник Фридрих Вильгельм, а нелюбовь племянника к Екатерине была встречена взаимностью. Саксонский посол Георг фон Хелбиг также не был приглашен, так как имел обыкновение порочить Потемкина и его достижения.

Гораздо больше бросалось в глаза отсутствие членов семьи Екатерины. До последней минуты она планировала взять с собой двух старших внуков: десятилетнего Александра и восьмилетнего Константина. Она хотела показать им территории, города и флот, которые благодаря ее стараниям они должны унаследовать. Но чем ближе был день отъезда, тем сильнее возражали против него их родители. Обычно спокойная Мария Федоровна едва не впадала в истерику при мысли, что ее сыновья отправятся в путешествие в места, где регулярно случались эпидемии чумы и малярии. Доктор Роджерсон поддержал ее, Екатерина возражала, что будет жестоко, если бабушка отправится в столь долгое путешествие без сопровождения в лице кого-нибудь из членов ее семьи. Она писала Павлу и Марии: «Ваши дети принадлежат вам, но также они принадлежат мне и государству. С раннего детства я считала своим долгом окружить их самой нежной заботой. И я руководствуюсь следующими доводами: для меня станет утешением, что вдали от вас они будут рядом со мной. Неужто я в мои преклонные годы на шесть месяцев буду лишена возможности видеться с кем-нибудь из членов моей семьи?» Получив это письмо, Мария впала в еще большее отчаяние. Тогда Павел предложил себя и Марию в качестве сопровождения сыновей и его матери. Или, если это было возможно, он сам сопровождал бы императрицу в качестве члена ее семьи. В конце концов, он являлся наследником трона, и те земли, которые он посетит, однажды будут принадлежать ему. Почему бы ему не увидеть их? Но это предложение, как и все остальные, были холодно отвергнуты. «Ваше последнее предложение сильно расстроило меня», – писала Екатерина. Она не хотела брать с собой «тяжелое бремя», которым для нее являлось присутствие Павла, из-за него она не смогла бы насладиться триумфом Потемкина в полной мере.

В конце концов, проблема решилась сама собой. Накануне отъезда оба внука заболели ветряной оспой. Вызвали шесть докторов, чтобы они изучили этот случай, и лишь после этого Екатерина разрешила внукам остаться дома. Павел тоже остался и был возмущен тем, что императрица не передала ему своих полномочий на время ее отсутствия.

В день нового 1787 года Екатерина принимала дипломатический корпус в Зимнем дворце, после чего отправилась в Царское Село. В одиннадцать часов утра 7 января в холодный солнечный день она покинула Царское Село в первой из четырнадцати удобных карет, поставленных на широкие полозья и превращенных таким образом в сани. В экипаже Екатерины имелось шесть посадочных мест, она начала свое путешествие вместе со своим нынешним фаворитом Александром Мамоновым, а также со Львом Нарышкиным, Иваном Шуваловым и фрейлиной. Все были одеты в теплые шубы, их колени закрывали медвежьи шкуры. Позади них в санях ехали иностранные послы, придворные, правительственные чиновники и прислуга. Зная, что несмотря на давнюю вражду между двумя странами, французский и английский послы испытывали друг к другу симпатию, Екатерина посадила Филиппа де Сегюра и Аллейна Фицгерберта (позже лорда Сент-Хеленса) в один экипаж. За каретами следовало сто меньших по размеру саней, в которых находились врачи, аптекари, музыканты, повара, инженеры, парикмахеры, полировщики серебра, прачки, а также множество слуг обоего пола.

В январе на севере России вся земля исчезает под толстым покрывалом снега. Реки, поля, деревья, дороги и сады пропадают, и весь пейзаж представляет собой сплошное белое море снега. Когда небо хмурится, трудно разглядеть горизонт. В ясные дни, когда небо ярко-голубое, снег ослепительно сверкает, как миллионы бриллиантов, отражая солнечный свет. Во времена Екатерины дороги, выложенные летом досками, покрывал снег и лед, который позволял передвигаться саням на большой скорости, и в некоторые дни процессия проезжала по сотне миль. «В эту пору, – писал де Сегюр, – когда каждое животное остается в своей норе, каждый крестьянин – в своей избе, и единственным признаком человеческой жизни была процессия саней, которая подобно веренице кораблей передвигалась по замерзшему морю». В северных широтах в это время года день длится всего около шести часов, но это не мешало передвижению Екатерины. Когда в самом начале путешествия смеркалось около трех часов дня, дорогу освещали костры и сияющие факелы.

Путешествие не изменило ежедневный распорядок Екатерины. Как и в Санкт-Петербурге, она вставала в шесть утра, пила кофе, затем работала одна или со своим секретарем и советником в течение двух часов. В восемь она приглашала на завтрак своих близких друзей, а в девять садилась в экипаж и продолжала путешествие. В два часа она останавливалась, чтобы пообедать, а час спустя снова отправлялась в путь. В семь вечера, уже после наступления темноты, она останавливалась на ночлег. Обычно Екатерина не уставала во время дороги и снова возвращалась к работе или же собирала друзей, с которыми беседовала, играла в карты и другие игры до десяти вечера.

Путешествуя в санях, Екатерина время от времени меняла своих попутчиков, чтобы те предлагали ей новые темы для беседы и немного развлекли ее. Нередко Шувалова и Нарышкина меняли на де Сегюра и Фицгерберта. Сегюр был утонченным и образованным человеком, прирожденным рассказчиком и ее любимым собеседником. Она смеялась почти над всеми его шутками, однако в один из моментов он понял, что у императрицы существовали строгие рамки допустимого:

«Однажды, когда я сидел напротив нее в экипаже, она изъявила желание послушать отрывок из шуточных куплетов, которые я сочинял. Ее мягкая, дружелюбная манера общения с попутчиками, присутствие молодого фаворита, ее веселость, а также то, что она вела переписку с <…> Вольтером и Дидро, породили во мне уверенность, что ее не смутят фривольные любовные истории, и я прочитал ей одно из стихотворений, которое, признаюсь, было немного пикантным, однако весьма достойным и хорошо принятым парижскими дамами.

К моему величайшему удивлению, я заметил, что моя попутчица, только что весело смеявшаяся, одарила меня грозным взглядом царственной особы, перебила совершенно неуместным вопросом и таким образом сменила тему беседы. Несколько минут спустя, желая показать, что я усвоил урок, я попросил ее выслушать другое, отличное по духу стихотворение, которому она уделила свое самое пристальное внимание».

Путешественники задержались в Смоленске