Почему Наполеон так смягчил приговор своим личным врагам и потенциальным убийцам? Этот вопрос заслуживает особого внимания. Вопреки общепринятому и в принципе верному мнению, что первый консул и тем более император не допускал вмешательства в политику женщин, здесь он поддался мольбам не только собственной жены и всех своих сестер, но и еще четырех женщин - супруги О.-Ж. Полиньяка и ее тетки мадам д’Андло, которая была дочерью идеолога Французской революции Клода Адриана Гельвеция, а также сестры Ш.-Ф. де Ривьера и дочери Ф. Лажоле[1725]. Кстати, Жозефина умоляла Наполеона сохранить жизнь самому Кадудалю, и первый консул согласился на это, но относительно условий его согласия в литературе есть разные версии: по А. 3. Манфреду, Наполеон предложил, если Кадудаль попросит о помиловании, «для начала полк под его команду»[1726], и Кадудаль «ответил площадной бранью»; по А. Кастело, первый консул готов был в ответ на просьбу Кадудаля о помиловании «заменить ему смертную казнь пожизненным заключением», но Кадудаль пожизненно сидеть в тюрьме отказался.

Здесь, наверное, читатель уже спрашивает себя (и меня): а где же Пишегрю? С ним-то как обошлись?

Пишегрю не дожил до суда. 6 апреля 1804 г. он был обнаружен в своей тюремной камере мертвым. Врачи констатировали: «Шарль Пишегрю, бывший генерал, покончил с собой», а именно повесился на собственном галстуке из черного шелка. Мотивы его самоубийства до конца не выяснены. А. 3. Манфред, учитывая сохранившиеся свидетельства очевидцев о том, что Пишегрю задолго до смерти впал в подавленное состояние, предполагает: «Его, видимо, угнетало, что он так плохо распорядился своей судьбой: когда-то знаменитый генерал Республики (вспомним: «спаситель отечества!». - Н. Т.), он стал сообщником наемных убийц»[1727].

Враги Наполеона сразу стали распространять версию об убийстве Пишегрю - якобы по личному приказу первого консула. Эта версия прижилась и в научной литературе. Не исключали ее Э. Лависс и А. Рамбо, а в наши дни ее поддерживает С. Ю. Нечаев, который, кстати, откровенно любуется в своей книге «мужеством» Кадудаля и его головорезов[1728]. Большинство историков считают такую версию неправдоподобной. Известно, как досадовал Наполеон, узнав о смерти Пишегрю: «С его уходом из жизни, - говорил он Реалю, - мы потеряли самого лучшего свидетеля против Моро!»[1729] Что же касается толков, будто Пишегрю был убит по приказу сверху, Наполеон реагировал на них презрительно: «У меня был суд, который осудил бы Пишегрю, и взвод солдат, который расстрелял бы его. Я никогда не делаю бесполезных вещей»[1730].

Может быть, именно под впечатлением порочащих власть слухов об убийстве Пишегрю Наполеон выдворил с глаз долой и вон из Франции генерала Моро, чтобы в тюрьме не приключилась с ним вдруг та же история, что с Пишегрю, и не повлекла за собой появления подобных, но еще более злостных слухов.

Итак, англо-роялистский заговор 1803-1804 гг. был задуман и созрел в Лондоне, оплачен английскими деньгами, заговорщики были воодушевлены «патриотическими» (давно опостылевшими большинству французов) роялистскими идеями. Он имел под собой глубокие корни, уходившие в начало 1790-х годов, когда вся феодальная Европа во главе с буржуазной Англией ополчилась против Французской революции, а после провала антибонапартистских конспираций 1800 г. был реанимирован и вдохновлен разрывом Амьенского мира и возобновлением войны между Англией и Францией. Однако те же условия войны, которые вдохновили заговор, его и погубили, ибо они помогли Наполеону сплотить вокруг себя нацию на республиканской, антироялистской и, конечно же, антибританской основе. Более того, раскрытие заговора обеспечило первому консулу фактически общенациональную поддержку на его пути от консульского кресла к императорскому трону. Жорж Кадудаль, прежде чем взойти на эшафот, узнал, что Наполеон, хотя еще и не коронован, уже провозглашен императором. Поэтому «французский Махно» встретил свою смерть с такими словами: «Мы сделали даже больше, чем рассчитывали. Хотели вернуть Франции короля, а дали ей императора!»[1731]

Об англо-роялистском заговоре Кадудаля, Пишегрю и К0 можно сказать, что он был последним заговором против гражданина Бонапарта. С последующими заговорами придется иметь дело уже императору Наполеону. Но в то время, когда Кадудаль, Пишегрю, Моро и прочие ждали суда за тюремными решетками (а Наполеон еще не стал императором), их затея неожиданно и ненадолго, всего на шесть дней, получила продолжение, возымевшее столь громкий мировой резонанс, что отзвуки его слышны до сих пор. То был политический и юридический казус - расстрел герцога Энгиенского.

Следствие по делу о заговоре Кадудаля неминуемо вышло бы на кого-то из принцев королевской семьи Бурбонов, если бы Наполеону не подвернулся под горячую руку герцог Энгиенский. Дело в том, что с первых же арестов практически все обвиняемые (кроме Моро, который почти до конца следствия все отрицал) в своих показаниях говорили одно и то же: к решающему моменту заговора, в час икс, должен был объявиться из Англии «принц» королевского дома, имя которого никто назвать не мог. Наполеон решил, что это мог быть один из трех Бурбонов, пригретых Лондоном: граф Карл д’Артуа, его младший сын герцог Шарль Фердинанд Беррийский[1732] или принц Луи Жозеф Конде. Первый консул приказал Рене Савари, который был тогда начальником тайной полиции, следить в оба за северным побережьем Франции. Савари наладил слежку образцово: все возможные пункты высадки на французскую землю из Англии были взяты под неусыпный контроль, но... прошел месяц, другой, а принц не появлялся. Однажды, как вспоминал Наполеон на Святой Елене, ему сообщили, что возле Дьеппа предполагает высадиться герцог Беррийский. Савари приготовился надлежаще встретить герцога. «Тот был на борту английского корабля, который близко подошел к берегу, но определенный сигнал, о котором заранее договорились, не был подан. Берри испугался, и корабль с ним отплыл от берега»[1733]. В итоге к началу марта 1804 г. Савари вернулся в Париж ни с чем.