Итак, первый способ избежать угрозы нашествия Наполеона на Англию, а именно сколачивание очередной, третьей, антифранцузской коалиции, выбранный английскими верхами, пока не срабатывал. Был спешно найден второй. Дело в том, что (напомню читателю) Лондон был в то время главным прибежищем французских роялистов, эмигрантов, вообще всех врагов французской революции, республики и лично Наполеона. Все они, а в особенности граф Карл д’Артуа и Жорж Кадудаль, жаждали повторить (сколько бы то ни было раз) не удавшиеся ранее попытки физического устранения первого консула Франции. Английское правительство взяло организацию новой попытки такого рода под свой контроль, обеспечив операцию материально и агентурно - щедрым финансированием, транспортировкой террористов туда и обратно, связями в Париже, адресами, явками, убежищами. Через Уильяма Уиндхэма (лорда Гренвила) Кадудаль получил на расходы для убийства Наполеона «аккредитив в один миллион франков»[1694]. «Заговор был обдуман и созрел в Лондоне, - подытоживал описание этого сюжета Е. В. Тарле. - Жорж Кадудаль должен был устранить первого консула: внезапно напасть на него в сопровождении нескольких вооруженных людей, когда он будет кататься верхом один возле своего загородного дворца в Мальмезоне, увезти его и убить»[1695].

Наполеон, по меткому определению А. 3. Манфреда, был «человеком интуиции и своим интуитивным ощущениям доверял: они редко его обманывали»[1696]. Казалось бы, новая война с Англией должна была вернуть французов к тревогам десятилетней борьбы с двумя коалициями 1792-1802 гг. Но спокойствие, воцарившееся во Франции после Амьенского мира, выглядело нерушимым. Интуиция подсказывала Наполеону, что оно обманчиво, и в этом есть часть его собственной вины. Дело в том, что, упразднив 13 сентября 1802 г. Министерство полиции во главе с Ж. Фуше, первый консул тем самым невольно деморализовал полицейскую службу: ей стало недоставать той остроты сыскного нюха, которая отличала самого Фуше и которой заражались в общении со своим шефом его подшефные. Министр юстиции К.-А. Ренье, возглавивший полицейское ведомство, неоправданно благодушествовал.

Однажды в январе 1804 г. Наполеон просматривал агентурные сводки Министерства юстиции и обратил внимание на недопустимую оплошность военных юристов: два шуана, арестованные еще в октябре, до сих пор не допрошены. Первый консул потребовал допросить их немедленно. Результат был ошеломляющим.

Один из допрошенных, некто Керел, уже приговоренный к смертной казни, перед самым расстрелом, что называется, «раскололся» и 28 января дал сенсационные показания. По его словам, еще в ночь на 20 августа 1803 г. с английского корабля на пустынном побережье Нормандии близ Дьепа высадились вождь шуанов Жорж Кадудаль (этот «французский Махно», как оригинально выразился А. П. Никонов[1697]) и отряд его головорезов. Их общее число в разных источниках варьируется от 50 до 70 человек. Из показаний Керела следовало, что эти люди (а Керел сам ранее был в их числе) конспиративно живут в Париже с намерением убить первого консула[1698]. Наполеон немедленно, через голову проштрафившегося Ренье, поручил расследование дела бывшему заместителю прокурора Парижской Коммуны 1792-1793 гг. П. Г. Шометта и будущему (во время «Ста дней» 1815 г.) министру полиции, якобинцу Пьеру- Франсуа Реалю. Сам первый консул заранее принял меры предосторожности: перестал гулять и ходить в театр один, без охраны, как это случалось с ним (к неудовольствию родственников и соратников) после Амьенского мира.

Тем временем Реаль выполнил поручение Наполеона как нельзя лучше (не без везения, но ведь не зря сказано: везет сильному и счастливому!). Все началось с того, что у полуострова Бретань французы захватили английский бриг с вооруженными людьми. Весь его экипаж во главе с командиром был доставлен к префекту ближайшего департамента Морбиан, соратнику Наполеона по египетской экспедиции генералу Ж. Л. Жюльену де Бидону, а тот узнал в командире корабля старинного, со времен Египта, врага Франции - капитана Джона Уэсли Райта. Реаль приказал Жюльену допросить не только самого Райта, но и весь экипаж, каждого матроса. Райт ничего и никого не выдал, но один из его моряков сознался, что «бриг высадил на берег нескольких французов, из которых ему особенно запомнился один, которого звали Пишегрю»[1699]. Теперь стало ясно: заговор Кадудаля - это дело рук не только шуанов, но и, возможно, генеральской оппозиции.

Реаль начал «копать» дальше, и ему опять повезло: правая рука Кадудаля, офицер-роялист Атанас Буве де Лозье на первом допросе после ареста отказался от показаний и затем попытался было повеситься у себя в камере, но, когда стражники вытащили его, полуживого, из петли, разговорился. Теперь следствию удалось выявить конкретные планы и, главное, масштабы заговора. Кадудаль со своими людьми действительно преследовал одну цель - убийство первого консула. Они уже заказали себе гусарские мундиры, чтобы переодеться гусарами и принять участие в очередном военном параде на площади Карусель. То была идея ряженых смертников: «когда Наполеон будет проезжать мимо них, один из них подаст ему прошение, а другие - выхватят кинжалы и нанесут удары»[1700]; что будет с ними в следующие минуты на площади, заполненной войсками, их, повидимому, не интересовало.

Еще более неожиданной и угрожающей для государства оказалась информация, полученная в результате допроса Буве де Лозье, об участии в заговоре генералов - не только изменника Пишегрю, но и героя битвы при Гогенлиндене Моро. Как явствует из протоколов следствия по делу Буве де Лозье, которые цитирует Жан Тюлар, цели заговора были таковы: «реставрация Бурбонов; обработка Законодательного корпуса под руководством Пишегрю; организация парижского восстания, вдохновляемого присутствием принца[1701]; насильственное свержение первого консула; представление принца армии, деидеологизация которой поручалась Моро»[1702].