— Я просто пойду домой, — откликнулась я неохотно, — не то настроение для праздника.

— Ты не поможешь Рите? — уточнил Чанухин, вперившись в меня пристальным взглядом, который я не сразу заметила и тем более не сразу смогла правильно понять.

— А разве ты не будешь с ней?

— У нас другие дела. Проследи за входом в физкультурный зал до начала дискотеки, а потом можешь уходить.

Только открыв рот для очередного возражения, я тут же захлопнула его так быстро, что клацнувшие друг о друга зубы отозвались ноющей болью. Ну конечно же, физкультурный зал! Более явного намёка на то, где и когда я смогу застать Максима, и придумать нельзя было.

Пришлось только кивнуть Славе, давая понять, что своим почти атрофировавшимся от страданий мозгом я всё же смогла догадаться до его подсказки, а потом кусать губы, чтобы не улыбаться, как чокнутой, в предвкушении того события, которым я одержимо грезила последние четыре дня.

Не прошло и получаса, как мне написал Артём. В отличие от Чанухина, он даже не пытался как-то замаскировать свою помощь, прямо сообщив, что Максим приедет в гимназию сразу после окончания уроков, чтобы взять оставленные в шкафчике раздевалки вещи, поговорить с завучем и, может быть, дождаться Славу и вернуться домой вместе.

Мне следовало бы радоваться, воодушевлённо и с запалом готовить для него ту речь, что крутилась в голове с самого момента нашей последней встречи, когда я позволила ему просто уйти. Но вместо этого я думала: что, если он не хочет возвращаться? Не просто обижен, оскорблён или подавлен из-за случившегося, а не собирается продолжать со мной вообще никаких отношений?

Меня не пугала перспектива выставить себя влюблённой по уши дурой и выпрашивать прощение. Но очень пугала вероятность его не получить, и тогда я просто не представляла, что делать дальше. Как вообще продолжать жить, зная, что сама разрушила своё счастье? Как сохранять спокойствие и держать себя в руках, когда лишь какая-то жалкая стена будет отделять меня от человека, чьи нежные прикосновения, горячее дыхание, жадные поцелуи до сих пор горят метками на моём теле?

Было бы намного проще, скажи он просто, что не хочет делать всё более серьёзным, чем было. Даже признание в том, что я для него — лишь симпатия и приятно проведённое время, стало бы для меня не столь мучительным, ведь именно к такому я готовила себя с самого начала. Удобно распределила между нами роли ведущего и ведомого, хищника и жертвы, виновного и страдающего. А получилось, что всё перевернулось с ног на голову, и главной злодейкой, сама того не ведая, оказалась именно я.

— Наташ, — тихо и как-то совсем неуверенно позвала я подругу, которая старалась отвлечь меня от уныния какой-то непринуждённой болтовнёй про новый вышедший фильм, преимущества фастфуда перед здоровым питанием, самые модные цвета этого сезона и прочие совершенно неважные темы. Колесова, по-видимому, вообще не ожидавшая от меня проявления хоть каких-то признаков жизни, встрепенулась и уставилась в мою сторону с недоверием и удивлением. — Расскажи мне, пожалуйста, про бывшую Максима. Вы же были знакомы, общались в одной компании…

— Поль, может, тебе ещё лезвие принести и помочь вены вскрыть? Если тебе так хочется себя добить, это будет более гуманным способом, — её грозный вид вкупе со скрещенными на груди руками недвусмысленно намекали, что желаемую информацию она мне предоставлять не собирается.

А мне самой тяжело было объяснить, зачем понадобилось спрашивать об этом именно сейчас. Чтобы учиться на чужих ошибках и хотя бы постараться быть лучше неё? Или чтобы провести очередное сравнение, конечно же, не в свою пользу, и заранее найти оправдания, почему я априори никогда не стала бы подходящей партией для Иванова?

Хотя у меня уже имелся огромный и подробный список собственных недостатков, в котором было столько пунктов, что ему следовало бы держаться от меня на расстоянии как минимум в сотню километров.

И мне бы от него, на самом-то деле, — тоже.

— Так, Романова! — не выдержав моего понурого выражения лица, решительно гаркнула Натка, чуть смутилась повышенного внимания тут же оглянувшихся на нас одноклассников и схватила меня за руку, выволакивая вслед за собой в коридор. — Хватит над собой издеваться, Поль. Посмотри на меня, вспомни всё, что знаешь о моих отношениях с Яном, взгляни на Риту, которую до сих пор травят в собственном классе. И просто прими тот факт, что если Иванов начал вести себя, как мудак, обратно в прекрасного принца он уже не превратится. Не иди по нашим стопам, не тешь себя иллюзиями, которые в итоге принесут тебе боль.

— Но это я виновата в нашей ссоре…

— И что? Не случилось ничего такого, из чего стоило устраивать трагедию. Конечно, вам нужно поговорить обо всем этом, но если он и дальше продолжит мотать тебе нервы, посылай его нахер. Я ещё сама выскажу ему всё, что думаю об этом.

— Не надо ему ничего высказывать, — вяло взбрыкнула я, не желая признавать, что в её словах слишком многое заставляло всерьёз задуматься, а не ошиблась ли я снова, поставив Максима на недосягаемый по своей высоте пьедестал и оказавшись готова буквально молиться на него.

— Как знаешь. Мне на самом деле казалось, что он очень трепетно к тебе относится. Ты как раз спрашивала про Нику: так вот, могу тебе сказать, что с ней он точно никогда так не носился, даже при том, что они встречались открыто и долго. Но сейчас он не прав. Точно не прав. Убегать и прятаться — не лучший способ решения проблем.

Конечно же, не лучший. Это именно мой излюбленный способ решения проблем, который Иванов изощрённо преподнёс мне обратно спустя почти два месяца, позволив побывать в его шкуре и прочувствовать всё то, что когда-то испытал он. Жестоко? Да. Поучительно? Безусловно. Справедливо? Отчасти.

Но судить и попрекать его за это всё равно не хотелось. Единственное, что нужно было сделать сейчас — открыто поговорить и услышать друг друга, пока мы не наломали ещё больших дров.

***

Мне показалось, что он почувствовал моё присутствие. По тому, как замедлились шаги, какой осторожной, крадущейся стала поступь, как сбилось дыхание после нескольких шумных выдохов. И когда нас разделяла лишь приоткрытая дверь, Максим замер в нерешительности, а я и вовсе боялась дышать, чтобы не спугнуть его.

— Кто меня сдал? — спокойно спросил он, шагнув внутрь раздевалки и с каменным лицом проходя мимо меня, притаившейся в углу рядом с входной дверью.

— Оба, — я попыталась улыбнуться и дёрнулась к нему навстречу, но была резко остановлена пугающе жёстким, пылающим ненавистью и злобой взглядом, от которого будто за одно мгновение выгорела дотла и осела на пол горсткой бесцветного пепла. Не на такой приём я рассчитывала. — Я хотела… поговорить с тобой.

— О чём? — равнодушно бросил он из-за плеча, открыв свой ящик и принимаясь быстро собирать в рюкзак лежавшие там учебники и тетради.

А я смотрела на него, открыв рот, и не могла выдавить из себя больше ни звука. Все признания, обещания и клятвы, все искренние, пропитанные нежностью и раскаянием слова, все идущие от самого сердца чувства с треском крошились у меня внутри и стенали от боли и унизительного чувства, что они оказались никому не нужны.