и покупатели заключали сделки в спешке, в атмосфере полуистерики. Бывало, что в течение месяца цены на недвижимость в Рияде удваивались каждую неделю. Одна сделка могла принести целое состояние.

Потребительские, продовольственные, строительные, промышленные товары переполняли порты, которые не справлялись с разгрузкой. Грузы ржавели, гнили, поедались крысами… Суда простаивали по нескольку месяцев, накручивая на стоимость товара бесконечные штрафы. Для того чтобы разгрузить суда с цементом, иногда использовали вертолеты. Цены на строительные материалы возрастали многократно, но спрос все равно опережал предложение. Инфляция нарастала.

Мало того, что саудовцы внезапно оказались в стране сказочного изобилия; большинство из них уверовало, что изобилию этому никогда не будет конца.

«Видимо, многие просто наслаждались и ни о чем не думали… — говорит Крейг. — Люди помоложе были охвачены всеобщим воодушевлением. Задним числом можно подтвердить, что страх перед эйфорией, которая отрицательным образом сказывалась и на экономике, и на национальной психологии, до известной степени оправдался. Но тогда этот страх испытывали лишь немногие пожилые люди»[363].

Саудовцы могли купить едва ли не все, что заблагорассудится. Но с первых же месяцев импортной лихорадки стало ясно, что сами они без привлечения иностранцев не смогут освоить ни новые технологии, ни сервис, ни строительство. Специализированная больница короля Фейсала была буквально напичкана новейшим медицинским оборудованием, отвечавшим самым высоким стандартам. Но своих врачей почти не было. Саудовцы были вынуждены приглашать иностранцев. И так везде. Пришлось ввозить чернорабочих, учителей, врачей, инженеров, бухгалтеров, менеджеров гостиниц, медсестер, нянек. Список можно продолжать.

Представители прозападной образованной элиты постепенно из наблюдателей процесса развития становились предпринимателями и менеджерами с определенной степенью успеха. Но любой вид деятельности требовал иностранных рабочих и квалифицированных специалистов. В результате нефтяного бума к началу XXI в. в Саудовской Аравии почти на постоянной основе оказалось 6–7 млн иммигрантов.

Страны Запада поставляли высокооплачиваемых специалистов. На свои зарплаты и премиальные выходцы из стран Запада могли позволить себе ездить на сафари в Африку, летать за покупками в Гонконг, купаться на Сейшельских островах, совершать походы по Непалу, отдыхать в горах Кашмира. Основная масса рабочих была азиатского происхождения. До первой войны в Заливе было довольно много йеменцев, но из-за «проиракской» позиции йеменского руководства их выслали. Йеменцам или египетским феллахам не хватало профессиональных навыков для современной промышленности. Палестинцы и ливанцы были политически неблагонадежными. Азиаты представляли собой огромный пул квалифицированной, полуквалифицированной и неквалифицированной рабочей силы. Они стоили дешево и были политически нейтральными. Денежные переводы этих «гастарбайтеров» стали существенной частью доходов Пакистана, Бангладеш и даже Индии.

«Мы, западники, сделали много хорошего для Саудовской Аравии, — писала Сандра Маккей в книге „Саудовцы. Пустынное королевство изнутри“ — сочинении, отнюдь не симпатизирующем стране, где она и ее муж очень хорошо зарабатывали. — Мы причинили ей и много вреда. Мы слишком часто надеялись, что саудовцы должны жить в соответствии с нашими чаяниями, а не с их собственными ожиданиями. Мы ожидали, что они будут меняться слишком быстро. Мы навязывали им нашу культуру, в основном материальную. И навязывали свои ценности культуре, которая обладала большим достоинством и вырастала из многовековой традиции. Мы не всегда чувствовали, насколько разнообразные силы тянут Саудовскую Аравию в противоположные стороны, когда народ, изолированный в течение столетий, подвергался бомбардировке всевозможными чужими идеями. Слишком многие из нас просто обманывали их только из-за неприкрытой жадности. И слишком мало среди нас было тех, кто проявлял должное уважение к тому, что саудовцы из себя представляют. А именно: глубоко религиозный народ, который защищает собственную культуру и опасается иностранцев»[364].

К середине 1981 г. цены на нефть резко упали, чтобы вновь взлететь в первые годы XXI в. Но это опять-таки — другой рассказ.

Эпоха нефтяного процветания породила саудовских бизнесменов новой формации. Некоторые из них вышли из старых торговых семей Хиджаза или Восточной провинции. Другие начинали с посреднических услуг.

Посредничество — одна из самых древних коммерческих традиций в мире. Но в условиях нефтяного бума из этой специфической группы бизнесменов выдвинулись несколько поистине одаренных людей новой формации, вошедших в мир большого международного бизнеса.

Один из них — Аднан Хашшогджи.

Его отец был одним из врачей короля Абдель Азиза, так что Хашшогджи с юных лет приобрел связи при королевском дворе. Он использовал их, чтобы сколотить начальный капитал, действуя как посредник, сводивший покупателя и продавца и получавший с них комиссионные. Позже он занялся торговлей оружием, которая была невозможна без доступа к высшим саудовским чиновникам и членам королевской семьи. В пору наибольшего успеха (впоследствии были и неудачи) Хашшогджи тратил на свои личные нужды более 120 млн долларов в год, демонстрируя всему миру свое богатство.

Саудовскому дельцу удалось мобилизовать часть свободных саудовских капиталов и приобрести контрольные пакеты акций в двух калифорнийских банках. Он вложил деньги в разведение скота в штате Аризона, в рестораны в Калифорнии, в транспортные компании и другие фирмы в Нью-Йорке. У Хашшогджи был «мозговой трест» в составе двух десятков человек, большинство которых составляли американцы. Некоторым из них он платил в год более 100 тыс. долларов. Он хотел бы внедрить капитализм западного образца в Саудовскую Аравию и арабский мир. «Я осуждаю Соединенные Штаты за то, что они не экспортируют к нам свою систему», — сокрушался наш гений бизнеса. (Заметим в скобках, что к началу XXI в. дела Хашшогджи пошли не так успешно.)

Другой саудовский бизнесмен, Сулейман Олаян, — основатель одной из самых могущественных фирм страны. Сын торговца пряностями, окончивший английскую школу на Бахрейне, он нанялся переводчиком в АРАМКО, стал шофером, организовал собственную транспортную контору, сколотил капитал на строительстве Трансаравийского нефтепровода. Затем он занялся торговлей продуктами, строительством, сделками с недвижимостью. Всего в его группе к концу 1970-х гг. было 35 компаний, действующих в Саудовской Аравии. Сулейман Олаян на международном финансовом рынке выступал вместе с принцами из королевской семьи.

«Группу Олаяна» в Нью-Йорке возглавил не кто иной, как бывший министр финансов США Уильям Саймон. Вложения Олаяна распространились на девять американских банков, включая «Чейз Манхэттен бэнк», где раньше работали управляющие его главных компаний, и «Ферст Чикаго корпорейшн». Олаян стал председателем «Сауди-Бритиш бэнк» в Саудовской Аравии, «Сауди-Спэниш бэнк» в Испании, членом международного консультативного комитета «Морган гэрэнти траст», вошел в совет директоров «Мобил», в которой он владел значительным пакетом акций. Его корпорация имела обширные интересы в Гонконге и ряде западноевропейских стран. Но в первую очередь — в США, где она купила акции в 60 американских компаниях. В отличие от Хашшогджи, Сулейман Олаян предпочитал действовать из-за кулис, не привлекая к себе внимания ни персональными самолетами, ни вызывающе роскошным образом жизни. Но его чистые доходы только