в доспехах, шлеме и с копьем в руке витал в воображении сочинителей, и они часто упоминали ее. Ее нередко называли просто «Pallas», «Потрясающая копьем», в ее имени современникам Шекспира слышалось бряцание оружием.

Мне, однако, приходилось то и дело отвлекаться от главной темы и останавливаться подробнее на произведениях, в которых Афина так или иначе присутствует. Исследуемый материал так многопланов, взаимоувязан, ведь это плоть жизни, отстоящей от нас на расстоянии четырех сотен лет, но полнокровно существующей в тайных кладовых времени.

И если мы хотим увидеть и понять ее, нельзя вырезать в целях исследования небольшой кусок; вырезанный, как всякая отсеченная плоть, он умрет, и мы получим не живую картину, а мертвый ошметок. В этом главная закавыка: жизнь многомерна, а описывать ее приходится двухмерным линейным инструментом. Посему приношу извинение читателю за слишком усложненную композицию. Если же теперь, прочитав главу, читатель, произнося имя «Шекспир», будет видеть за ним потрясающую копьем Афину, наша цель достигнута.

В заключение хотелось бы привести одну цитату с Афиной из «Опытов» Бэкона. Одна из идей Бэкона – оборотить взор человечества в доисторическую древность, в те времена, когда люди, по его мнению, владели истинной мудростью, дающей ключ к тайнам природы, к устройству государства всеобщего благоденствия. Это было так бесконечно давно, что никаких следов от той ранней поры человечества не осталось, разве что одни застывшие мифы, требующие расшифровки. Бэкон пытался истолковать несколько мифов, раскрыть их спящую тысячелетия мудрость в небольшой книге, которая так и называется: «О мудрости древних» (1609). Одно из таких толкований мы находим и в эссе «О совещаниях и советниках», вошедшем во второе (1612) и третье (1625) издания «Опытов».

«Древние воплотили в образах неразрывную связь государей с советниками… сочетавшись с Юпитером, Метида (что означает совет) зачала от него (как говорят), но Юпитер не дал ей выносить плод, а пожрал ее, отчего сам забеременел и родил из головы своей вооруженную Палладу. Чудовищная басня эта заключает в себе одну из тайн власти. Она поучает монархов, как надо пользоваться услугами государственных советников: сперва передать дело на их рассмотрение (это будет как бы оплодотворением), когда же семя взойдет и плод оформится – не допускать советников до решений и руководства, как если бы все зависело от них, но вновь взять дело в свои руки и показать миру, что окончательные решения (которые за их мощь и мудрость уподоблены вооруженной Палладе) исходят от них самих, и не от одной лишь их власти, но (к вящему их престижу) также и из собственной их головы» [400].

Цитата тем более интересна, что сам Бэкон в царствование Елизаветы был ее ученым советником, писал по ее просьбе трактаты, содержавшие советы по важнейшим государственным делам; советы королю заключены и в речах шести ораторов в «Гесте», написанных Бэконом. Так что миф о Метиде, которая была матерью Афины Паллады, его Музы, был им осмыслен и связывался с его видением собственной роли при царствующей особе. К карьере государственного чиновника, о которой он мечтал и за которую так боролся, должность ученого советника не имеет никакого отношения, она не давала никаких ни материальных, ни политических выгод.

И раз уж мы коснулись «Опытов» Бэкона, вот как об этом жанре вообще и об «Опытах» Бэкона в частности писал Герцен – негоже, чтобы распалась связь времен: «Во Франции, например, гораздо ранее Декарта образовалось особое, практически философское воззрение на вещи, не наукообразное, не имеющее произнесенной теории, не покоренное ни одному абстрактному учению, ничьему авторитету, – воззрение свободное, основанное на жизни, на самомышлении и на отчете о прожитых событиях, отчасти на усвоении, на долгом живом изучении древних писателей; воззрение это стало просто и прямо смотреть на жизнь, из нее брало материалы и совет… Воззрение Монтеня имело огромное влияние… Монтень был в некотором отношении предшественником Бэкона, а Бэкон – гений этого воззрения» [401]. И дальше: читая «Опыты Бэкона», чувствуешь, говоря словами Герцена, что «…это пишет человек спокойный, человек огромного ума и огромного опыта, канцлер, привыкнувший к государственным делам, пэр, не имеющий занятия, пэр, вычеркнутый из списков пэров… В душе этого человека, после разрушительного огня самолюбия, честолюбия, власти, почести, богатства, неудач, тюрьмы и унижений, все выгорело, но гениальный ум остался, да осталось еще воображение, настолько охлажденное, подвластное разуму, что оно смело призывалось им бросать пышные цветы поэтической речи по царственному пути его ясной, широкой мысли» [402]. Прошу читателя вникнуть в эти слова Герцена, это самая емкая и самая лучшая из кратких русских характеристик великого английского мыслителя, Фрэнсиса Бэкона, лорда Веруламского.

ВЕЗДЕСУЩИЙ ЭПИТЕТ

Из предыдущего повествования ясно, что Афина Паллада не только была, как зримый символ, участница суеты сует елизаветинского времени, но и подарила английскому языку эпитет «потрясающий копьем». Эпитет широко употреблялся в английском и в латинском варианте; в цельном устойчивом написании и с заменой составляющих его слов. А это значит, что язык усвоил этот эпитет, возведя в ранг фразеологических единиц. В этой главе приведем несколько интересных примеров и связанных с ними историй.

Как-то весной, во время одной из поездок в Лондон для работы в Британской библиотеке, мне довелось познакомиться с главным редактором журнала «Бэкониана» Питером Уелсфордом. Встретились мы в «Автомобильном клубе», одном из самых фешенебельных клубов на Стренде. Я этого не знала и, услыхав о месте встречи, представила себе вместительный ангар, что-то вроде музея старинных автомобилей. Я долго искала этот ангар, обратилась за помощью к лондонцу, и он подвел меня к роскошному особняку. Внутреннее убранство еще больше меня поразило. Потом я узнала, что интерьер был спроектирован родным братом моей дорогой подруги, у которой я несколько раз останавливалась, Мэри Хобсон, англичанки удивительной судьбы; достаточно сказать, что она окончила Лондонский университет шестидесяти пяти лет, через три года (при материальной поддержке брата) защитила диссертацию по Грибоедову. Библиографию к работе помог составить мой муж: его группа только что завершила работу над компьютеризацией наследия Грибоедова, включая и все научные труды о нем. Мэри перевела на английский «Горе от ума»; она талантливый поэт и музыкант, изящно, проникновенно играет два вальса Грибоедова. И еще она потрясающе переводит Пушкина, который очень близок ее душе.Мы долго беседовали с Питером о проблемах, которые стоят сейчас перед Бэконианским обществом. По мнению Питера, главная беда та, что бэконианцы слишком заворожены шифрами, с помощью которых