К 1901 году практически все американские промышленники обратились к доктрине совместной работы, проповедуемой Рокфеллером, и опасались репутации Тедди Рузвельта, как борца с трестами, даже если их беспокойство было несколько преувеличенным. Как Рокфеллер, новый президент благоволил промышленной консолидации для применения эффекта масштаба. Посмеиваясь над призывами Уильяма Дженнингса Брайана и Роберта Лафоллетта убрать тресты, он утверждал, что любой подобный курс помешает естественному течению экономики. «Значительная часть законодательства, и предложенного, и введенного против трестов, ничем не умнее применения средневекового быка против кометы и не эффективнее ни на йоту»19. Рузвельт разделял плохие тресты, обдирающие потребителей, и хорошие тресты, которые предлагают справедливые цены и хорошие услуги. Вместо уничтожения без разбора трестов он нацелился на злостных нарушителей и выделил «Стандард Ойл» как символ злоупотребляющих трестов.

Когда Рузвельт стал президентом, Марк Ханна уговаривал его обнадежить насторожившихся предпринимателей и избегать провокационных заключений. С озорным наслаждением молодой президент закатил ужин для Дж. П. Моргана, сказав одному члену кабинета: «Видите, это попытка с моей стороны стать консервативным человеком, быть на связи с влиятельным классом, и я думаю, я заслуживаю поощрения»20. Он советовался с сенатором Олдричем и продолжал себя вести наилучшим образом с коммерсантами. В ноябре 1901 года после дружеской встречи с Рузвельтом помощник Генри Флаглера предложил, чтобы тот встретился с президентом и залатал взаимные обиды. «Не думаю, что в Америке найдется человек, который опасался бы подобного рода вещей больше моего, – ответил Флаглер. – Я рад, что ты видел его, так как я не хочу этого делать»21. Заявление отразило высокомерие, вскоре ставшее причиной падения «Стандард Ойл», которая обращалась с федеральным правительством, как с назойливой низшей силой.

Рузвельт ходил по канату между радикальными реформаторами и королями трестов. Он нашел умный способ наносить резкие неожиданные удары бизнесу, а затем произносить утешительные речи. По природе он был политическим гибридом: крикливые реформаторы видели его консерватизм, а противящиеся переменам предприниматели видели его рвение. Во многом, как и Франклин Рузвельт в 1930-х годах, он ввел регулирование, чтобы спасти страну от социальных волнений, и пресек более экстремальные меры. Его обвиняли в присваивании методов Уильяма Дженнингса Брайана, точно так же как позже говорили, что Франклин Рузвельт ослабил критику левого крыла, взяв многие из их методов.

В феврале 1902 года, когда предприниматели спорили о его истинной расцветке, Рузвельт показал, что не смягчился. Не посоветовавшись с Уолл-стрит, он начал антимонопольный иск против «Норзерн секьюритиз компани», холдинговой компании, созданной Дж. П. Морганом для объединения железных дорог на тихоокеанском Северо-Западе. Потрясенные коммерсанты после таких новостей продали акции. Даже если он и был расстроен, Дж. П. Морган не стал объявлять Рузвельту открытую войну и позже в тот год помог ему, выступив арбитром в забастовке угольщиков. Когда Рузвельт превратил обязанности президента в честное посредничество между капиталом и рабочими, Морган, в отличие от более близорукого Рокфеллера, увидел, что Рузвельт готов пойти на компромисс с уступчивыми бизнесменами.

В начале 1903 года Рузвельт подержал закон Элкинса, повысивший штрафы за железнодорожные скидки, и энергично продвигал планы по созданию нового Министерства торговли и труда, куда вошло бы Бюро корпораций, наделенное широкими полномочиями в ведении следствия по трестам. Для его антимонопольной программы новое бюро было крайне необходимо, так как федеральное правительство было слишком мелким и плохо укомплектованным, чтобы взяться за тресты хотя бы на равных. В 1890-х годах во всем министерстве юстиции в Вашингтоне было всего восемнадцать юристов. Чтобы сразиться с промышленными гигантами Рузвельту нужно было больше сотрудников и прежде всего больше информации.

Пока деловые круги сражались с бюро, Рузвельт искусно манипулировал прессой, демонизируя своих противников. В феврале 1903 года он проинформировал репортеров, что шесть сенаторов получили телеграммы от Джона Д. Рокфеллера, убеждающего расстроить предлагаемый проект бюро: «Мы против антитрестовского законодательства. Наш советник встретится с вами. Это следует прекратить. Джон Д. Рокфеллер»22. Великое разоблачение, как и рассчитывал Рузвельт, вызвало огромные волнения. Теперь имя Рокфеллера являлось синонимом злодеяний корпораций, поэтому его возражения решительно доказывали необходимость создать бюро. Как победно воскликнул Тедди Рузвельт: «Я пропустил билль, опубликовав эти телеграммы и сконцентрировав на нем все внимание общественности»23.

В действительности телеграммы отправил Младший, которого подталкивал Арчболд. Шокированный и смущенный шумом, Младший негодовал, что Арчболд втянул его в безрассудное лоббирование. Все верили, что автор телеграмм его почитаемый отец, и это расстраивало его еще больше. «Я вышел из колледжа немного идеалистом, – позже размышлял он, – и меня сразу бросили в суровые пикировки делового мира. Я оказался совершенно не готов к этому»24. Рокфеллер, привычный к спорным сложным ситуациям, посоветовал сыну игнорировать критиков: «Пусть мир болтает», но Младший продолжал размышлять25. Он отчаянно хотел реабилитировать семейное имя и жить безупречной жизнью, и вот он уже по пояс в грязи «Стандард Ойл». Это стало одним из событий, которые окончательно убедили его, что он слишком разборчив для деловой карьеры.

Самодовольный Тедди Рузвельт так и не забыл попытку «Стандард Ойл» саботировать новое министерство, но он был практичным политиком и признавал ценность поддержки «Стандард Ойл» в предвыборной компании 1904 года. Конгрессмен Джозеф К. Сибли, пытаясь договориться о перемирии между «Стандард Ойл» и Белым домом, сказал Арчболду, что по мнению президента нефтяной трест враждебен по отношению к нему, на что Арчболд весело ответил: «Я всегда восхищался президентом Рузвельтом и прочитал все его книги, они есть в моей библиотеке, в лучших переплетах». Сибли воспроизвел этот лестный отзыв Рузвельту – опустив, конечно, сарказм. «Так сказать «книжное дело» попало в цель с первого выстрела, – сообщил Сибли в ответ Арчболду. – Стоит перед вашим приездом прочитать хотя бы заглавия этих томов, чтобы освежить их в памяти»26. Сближение продержалось до выборов 1904 года, и как только голосование завершилось, президент преподнес «Стандард Ойл» неприятный сюрприз.

* * *

В преследовании «Стандард Ойл» у Тедди Рузвельта не было союзника влиятельнее прессы. Весной 1900 года Рокфеллер все еще мог заверить корреспондента, что благоприятное освещение о нем затмевает враждебное. «Ни один человек не сумеет преуспеть в любом призвании, не вызвав ревности и зависти некоторых людей, – заметил он. – Сильный уравновешенный человек пойдет прямо вперед и продолжит делать свою работу, а история должным образом это зафиксирует»27.

Несколько веяний привели к появлению новой уверенной прессы. Гигантские тресты пополнили ряды общенациональных рекламодателей, и тем самым увеличили количество страниц во многих периодических изданиях. Благодаря новым технологиям, линотипу и фотоцинкографии среди прочих, глянцевые иллюстрированные журналы посыпались в таких количествах, что эту эпоху запомнят, как золотой век американского журнала. Параллельно начался подъем газет, выходящих массовыми тиражами, обслуживающих все большее число читателей. В яростных войнах за тиражи Джозеф Пулитцер, Уильям Рэндолф Херст и другие газетные магнаты держали внимание читателей скандалами и крестовыми походами. Но конец века увидел не только расцвет крикливых таблоидов и желтой прессы, так как более сложные публикации начали браться за запутанные истории, хорошо их иллюстрируя и агрессивно продвигая. Впервые в газеты и журналы пришли работать выпускники колледжей, привнеся литературный талант в мир, который когда-то образованная элита считала ниже своего достоинства.