даже если ты не чувствуешь боли, твой организм не исключает возможности, что твоему телу могут навредить, поэтому и указывает на возможное присутствие опасных объектов.

Я даже открыла рот от удивления.

— Ого…

— Ого, — вздохнув, повторил Локки, и опять пролистнул страницу. — Так, насчет рефлексов. Большинство из них отсутствуют. Ты не чихаешь и не кашляешь. Нет, ты, конечно же, можешь закашляться, но только по своей воле, если, например, в горло что-то попало и ты не можешь нормально говорить. Но самостоятельно это делать твой организм не может. Рефлекс дыхания тоже отсутствует. Ты дышишь по привычке, как и моргаешь. Но даже если некоторые рефлекторные функции ослаблены, у тебя появилось что-то другое — инстинкты хищника. Это я заметил, когда мы играли с теннисными мячами. Когда ты настраиваешься на «охоту», твое чутье обостряется, после чего твой мозг настраивается на один из двух выбранных режимов: слежка или добыча. В нашей ситуации была добыча — тебе нужно было поймать мячики.

— А слежка, это как?

Парень пару секунд подумал и ответил:

— Помнишь, ты говорила мне, что вы каждую субботу играете в игру, где следите за людьми — «сталкер»? В ней вы выслеживаете людей, которые потенциально опасны для себя или общества. Это и есть слежка.

Я протянула длинное «а-а-а» и закивала.

Локки еще раз пробежался взглядом по страницам тетради и закрыл ее.

— Ну, интуиция у тебя стала немного выше, чем была при жизни, — продолжил он. — Это в основном благодаря тем же самым инстинктам. А так-то никаких значительных изменений в поведении и характере не произошло. Но, я хочу сказать тебе другое. — Локки внимательно посмотрел на меня, — Мио, ты хоть понимаешь, кто ты?

Я удивилась и неуверенно завертела головой.

— Ты совершенное оружие, — в полголоса ответил он, — идеальный шпион и орудие для убийства. Таких людей как ты — не нуждающихся в пище и отдыхе — военные ученые вот уже несколько десятилетий пытаются создать в своих лабораториях. Да если бы главы государств узнали о существовании умерших, это возможно привело бы к новой войне. Или всех вас бы начали попросту истреблять. Ты понимаешь, о чем я?

Я кивнула, вспомнив рассказ Мелори о том, что было, когда о нас узнали экзорцисты.

— Вот поэтому я хочу, чтобы ты была предельно осторожна. В современном мире риск быть обнаруженной намного больше, чем сто лет назад. А благодаря массовым средствам связи информация распространяется со скоростью света. И это не говоря о развитии человеческого разума. Да простой ребенок поймет, что с тобой что-то не так, если ты вдруг сделаешь что-то не то!

Локки выглядел действительно взволнованным. У него даже лоб вспотел. Я улыбнулась и весело произнесла:

— Не волнуйся. Ведь я не одна такая — нас много. Мы есть в каждом уголке планеты, где человек имеет хоть какие-то представления о Боге и Дьяволе. И большинство из нас свободно живет рядом с нормальными людьми, как например я. А вспомни Мелори. Ей полтысячелетия, а выглядит она как веселая двадцатипятилетняя женщина! А Рейн? По нему разве скажешь, что он мертв? По-моему нормальный проблемный пятнадцатилетний подросток, хотя ему, по сути, должно было скоро исполниться двадцать два. Если наше поведение будет соответствовать годам нашего тела, то никто ничего и не заподозрит.

Парень тяжело вздохнул.

— Ну, наверное, ты права. Ладно, на сегодня закончим. — Он закрыл тетрадь и взглянул на часы, — а тебе разве не нужно на работу? Уже полседьмого.

— А? — я удивленно заморгала, а через секунду до меня дошло, и я вскочила со стула. — О, черт!

Когда я уже собиралась выбежать из кухни, Локки схватил меня за руку и серьезно произнес:

— Как только закончишь, сразу ко мне. Я не успокоюсь, пока ты мне все не расскажешь.

Я усердно закивала и выбежала из дома. Надеюсь, мне простят одно опоздание.

* * *

К счастью того, что я пришла в бар на десять минут позже, никто не заметил. Все были слишком заняты наплывом посетителей. После работы я, как и было обещано, вернулась к Локки и наконец-то изложила всю правду о себе и умерших. На это у меня ушло почти два часа. Парень внимательно слушал меня и не перебивал, пока рассказ не закончился. Хотя, думаю, он был настолько поражен, что спрашивать ему было нечего. Я начала с того дня, когда впервые взяла в руки черную книгу и взмолила Дьявола о помощи. Я рассказала и о вспышках гнева и ненависти, и о чудовищной силе демона, и о Лилит, и обо всем, что мне на этот счет сказала Мелори. Мои диалоги с Лилит; семь демонов, олицетворяющие семь грехов; правда о случае на лесопилке; влияние святой воды, молитв и распятий на умерших, — все это Локки узнал за один вечер. Также я поведала ему о том, что нам с Крисом пришлось вчера услышать об экзорцистах, о «Войне креста и крови», и об Алане с его демонами.

Примерно пять минут Локки потребовалось, чтобы переварить всю полученную информацию и заговорить.

— Да уж, — сказал он после долгого молчания, — ты сказала, что это долгая история, но я не думал, что настолько.

Я виновато и даже как-то измученно улыбнулась.

— Прости, что раньше не рассказала. Все никак не могла собраться с мыслями.

— Теперь понимаю, — парень снял очки, и устало потер переносицу. — Знаешь, еще пару часов назад я думал, что сложившаяся ситуация очень серьезная, но теперь мне кажется, что по-сравнению с этим, то был сущий пустяк. Но меня волнует не это…

— А что?

Локки вздохнул и, сложив перед собой руки замком, уткнулся в них лбом.

— Дьявол, — ответил он, не поднимая головы, — он существует. А это значит, что и существование Бога, возможно, тоже не миф. Знаешь, я, как человек, который пытается объяснить все с помощью науки, — атеист. Но твои слова пошатнули мои принципы. А что же тогда теория Дарвина? Ведь если Бог существует, то и создание Адама и Евы правда. А находки известных ученых о первых людях? Глупых и похожих на обезьян. Да в таком случае нужно все учебники по истории переписать!

Я поджала губы и потупила взгляд.

Внезапно Локки резко встал со стула и заходил по кухне, в которой мы все это и обсуждали.

— Но, теперь все стало понятно, — сказал он. — Твое воскрешение из мертвых, реакция на святую воду — я пытался дать этому научное объяснение, а оказывается, наука здесь бессильна! Теперь в наших обследованиях нету смысла!

— Почему? — удивленно спросила я.

— Да потому,