Аристос с минуту простоял в коридоре у спальни Алекс, разрываясь между желанием пойти утешить ее и пониманием, к чему это, скорее всего, привело бы. В конце концов он пошел в свою комнату и, устроившись на террасе с ноутбуком, ответил на несколько электронных писем.

Час спустя разразилась гроза. От раската грома затряслись стены, и он прошел в комнату. Убедившись, что система громоотводов работает, он налил себе выпить и вернулся на террасу, чтобы полюбоваться желтыми зигзагами молний, прорезающими небо.

Гроза усиливалась. Вокруг все громыхало и сверкало, словно кто-то устроил масштабное зрелище с фейерверками.

Аристос не знал, что заставило его заметить Алекс на соседней террасе. Если она и вскрикнула от испуга, он не мог этого услышать. На ней был белый шелковый халат, которые предлагались гостям на Ларикосе. Она стояла на месте как вкопанная, обхватив себя руками. Очередная вспышка молнии осветила ее бледное лицо. Она была в ужасе.

Когда раздался оглушительный раскат грома, она повернулась и бросилась в спальню. Аристос пересек свою комнату, вышел в коридор и направился к ней. К его удивлению, ее дверь оказалась не заперта.

– Тише, – сказал он, заключив Алекс в объятия. – Что случилось?

– Т-тот удар, – пробормотала она. – Он был так близко. Молния попала в дом?

– Нет. У нас все в порядке, – ответил он, поглаживая ее по волосам. – Здесь часто бывают грозы.

– В Стигосе тоже. Я их ненавижу.

– Если ты в надежном укрытии, они не причинят тебе вреда.

– Что, если молния ударит в дом?

– Здесь стоит супернадежный громоотвод.

В следующую секунду раздался еще один раскат грома, и Алекс так сильно задрожала, что ее зубы застучали. Тогда он отпустил ее, подошел к бару, налил в рюмку немного коньяка и, сев вместе с Алекс на софу, обнял ее и протянул ей коньяк.

– Вот. Выпей.

Обхватив рюмку пальцами, она сделала глоток:

– Он очень крепкий.

– Он успокоит твои нервы.

Алекс сделала еще глоток. Аристос провел рукой по ее волосам, заплетенным в тугую косу.

– У меня непослушные волосы. Я распущу их перед сном.

Аристос снял резинку с ее косы и начал аккуратно ее расплетать.

– Почему ты так испугалась? У тебя есть плохие воспоминания, связанные с грозой?

– Когда я была маленькой, в моего дядю Расмуса ударила молния. Он был рыбаком. В то утро он вышел на лодке в море. Началась сильная гроза. К счастью, один из его знакомых рыбаков увидел, что произошло. Дядю отвезли в больницу. Он выжил, но левая сторона его тела осталась парализованной. После этого он больше не мог управлять лодкой.

– Несомненно, это шокировало маленькую девочку.

Алекс кивнула:

– Я знаю, что мои страхи беспочвенны, что вероятность стать жертвой молнии крайне мала, но все равно ничего не могу с собой поделать.

Ее волосы на ощупь напоминали атлас. Когда они рассыпались по плечам, он подумал, что, если бы она была его женщиной, он настоял бы на том, чтобы она всегда носила их распущенными.

Аристос нахмурился. Откуда взялась эта мысль? Он ни с одной женщиной не был так долго, чтобы считать ее своей.

Раскаты грома и вспышки молний стали более редкими, но Аристос продолжил успокаивать Алекс, медленно массируя ее затылок.

– Аристос?

– Что?

– Какими были твои два пути?

Его пальцы замерли в ее волосах.

– Я уже сказал, что это было очень давно.

Алекс повернулась и посмотрела на него.

– Если это было давно, почему ты не хочешь об этом говорить?

– Потому, что это уже не имеет значения.

– Если это не имеет значения, почему ты не можешь мне об этом рассказать?

Потому, что это затрагивает подробности его личной жизни. Потому что почти никто не знает историю его прошлого. Потому, что, если он ей с ней поделится, она поймет, какой он на самом деле.

Но она поделилась с ним своими страхами. Было бы справедливо ответить откровенностью на откровенность.

– Когда мне было шестнадцать, я жил на улицах Афин, – начал он, притянув ее к своей груди. – Я был в уличной шайке. Я отдалился от своей семьи, был зол на весь свет и пошел по кривой дорожке. Однажды вечером Дэвид Теннисон, мой будущий наставник, выходил из ресторана в центре Афин. Я попросил у него закурить и попытался украсть у него бумажник, но с ним этот номер не прошел. Вместо того, чтобы передать меня полиции, он спросил, почему я бродяжничаю. Я рассказал ему свою историю. Он увидел что-то за гневом и горечью и захотел мне помочь, но при условии, что я перестану нарушать закон. В тот вечер он дал мне двадцать стодолларовых банкнот и свою визитку. Сказал, что, если я хочу узнать, как построить игорный бизнес, я могу прилететь к нему в Лас-Вегас.

Алекс подняла голову и посмотрела на него:

– И ты полетел.

Он кивнул:

– Такой шанс выпадает раз в жизни.

– Или никогда, – пробормотала она и закусила нижнюю губу. – Вот так история!

– Конечно, поначалу все было не так гладко. Мне нужно было справиться со своим гневом. У Дэвида тоже было трудное детство. Мы довольно долго притирались друг к другу. Ему не нравилось, что я нарушал установленные им правила. Со временем я понял, что без дисциплины ничего не добьешься. Что легких способов достичь успеха не существует. Мой путь к богатству и успеху был нелегким.

– А сейчас какие у вас с Дэвидом отношения?

– Мы как отец и сын.

– А твои родственники? Ты с ними помирился?

– Нет.

– Почему?

– Потому что есть вещи, с которыми невозможно примириться, – сухо произнес он, дав ей понять, что тема закрыта.

– Дэвид приезжает к тебе на игры?

– Иногда. – Аристос встретился с ней взглядом: – Эта история не предназначена для публики, Алекс, – предупредил ее он. – Мы с Дэвидом единственные, кто ее знал до сих пор. Теперь ее знаешь ты.

– Я никому ничего не скажу, – пообещала Алекс. – Спасибо, что поделился со мной. Теперь я понимаю, какие два пути у тебя были. Как нелегко тебе было выбрать правильный. Наша жизнь – это постоянный выбор.

Аристос убрал ей за ухо прядь волос.

– Чем ты была расстроена до этого?

– Я тосковала по дому. Здесь так красиво. Твой остров невероятно красивый. Он напоминает мне Стигос. Я так по нему скучаю.

– Ты звонила домой?

– Да. Я просто… Я чувствую себя потерянной. Я просто хочу быть уверенной в том, что приняла правильное решение, отказавшись от своей привычной жизни.