«Я поручаю вам и предписываю вновь собрать всех shires (всех участников собрания графства), которые участвовали в судебном деле относительно земель церкви Или, незадолго до приезда моей жены в. Нормандию; пусть будут там вместе с shire’ами те из моих баронов, которые могут компетентно заседать, и которые участвовали в вышеупомянутом судебном деле, и которые держат земли этой церкви. Когда все соберутся воедино (in unum congregatis), пусть будет избрано несколько человек из тех англичан, которые знают положение земель этой церкви во времена смерти короля Эдуарда и которые подтвердят присягой то, что скажут об этом».

Политика Вильгельма по отношению к туземному населению, система следствия и присяжных, созыв членов судебного собрания графства в курию короля — все это получает в данном документе блестящее освещение.

После того как витенагемот избрал Вильгельма королем, предполагал ли этот последний сохранить это древнее учреждение, из которого он сумел извлечь максимальную пользу и только изменить личный состав собрания мудрых, или же он захотел заменить его феодальной курией на французский лад? Вопрос праздный. Люди того времени руководились своими нуждами и подчинялись больше направлявшим общество тенденциям, чем теоретическим видам. А было общепринято, что государь не может ни судить, ни управлять без совета своих «верных»; чувства и понятия, из которых вышел французский феодальный строй и из которых, точно так же, возникла и англосаксонская коммендация, не увязывались, без такого умеряющего воздействия, с монархической идеей. В самом деле, человек повиновался своему сеньору только в силу индивидуального договора; те, которые зависели непосредственно от государя, обязаны были являться к нему, чтобы уговариваться с ним, а также помогать ему судить и принимать решения всякий раз, как он их созывал; а из этой обязанности советовать легко рождалась в их умах идея соответствующего ей права, так как следует считаться с духом независимости и гордости, которым были проникнуты спутники короля; отражение этого видно в эпопеях еще лучше, чем в хрониках и в актах. Одним словом, король, какой бы ни был — английский или французский, — не мог обойтись без того, чтобы не созывать своей курии. Это было учреждение необходимое, но еще очень неопределенное, с изменчивым видом; и во всех странах оно было более или менее одинаковым, потому что нигде еще не вылилось в определенные формы. Таким образом курия англо-нормандских королей является продолжательницей в одно и то же время и витенагемота, и нормандской курии. Но, несомненно, англичане смотрели на ее участников как на преемников витанов. Чтобы обозначить их, употребляли часто слова «Witan» или «Sapientes».

Как и англосаксонский витенагемот[21], англо-нормандская курия была более или менее многочисленной, более или менее торжественной и состояла из некоторого постоянно меняющегося числа родственников короля, его приближенных, должностных лиц, представителей церкви, светских сеньоров и случайных участников; король созывал, кого хотел. Фактическую разницу, которую следует отметить, составляло только то, что король, будучи очень могущественным, мог более чем когда бы то ни было обходиться без согласия собрания, и, с другой стороны, то, что слово curia имело более широкое содержание, чем англосаксонский термин: оно применялось не только к этим чрезвычайным собраниям, но также и к постоянному совету короля, к политическим деятелям, юристам[22] и финансистам, которые ежедневно помогали ему управлять. Да и нормандские клерки придают одинаковое значение словам curia и consilium и употребляют их безразлично.

До сих пор мы имели дело больше с амальгамой учреждений и их интересным развитием, чем с нововведениями. Однако в двух случаях Завоеватель и его советники совершили революционное дело, и притом дело великого значения: власть территориальная была передана нормандским сеньорам, и эта передача сопровождалась образованием системы держаний; управление национальной церковью было передано нормандским прелатам, и эта передача сопровождалась созданием церковного суда.

В Англии, несмотря на течение, которое ее относило к социальному земельному строю, подобному тому, который был на материке, еще в 1066 г. насчитывалось очень много землевладельцев, которые были свободны или же обременены лишь легкими и неопределенными повинностями. В Нормандии французский сеньориальный режим лишь немного более развился, чем в других частях королевства, но не отличался никакими другими своеобразными чертами. В конце XI в. англо-нормандское общество совершенно не похоже ни на одно из тех двух обществ, из которых оно произошло. Катастрофа завоевания, смешение двух народностей, деятельность сильной королевской власти, которой служили замечательные советники, — все это преобразовало его и дало ему своеобразную юридическую основу. Слова, обозначающие социальные связи, здесь были другие, чем по ту сторону Ла-Манша. Слово vassalus употребляется редко. Напротив, часто встречается слово tenens — держатель. Тenens in capite, главный держатель — это тот, который держит свою землю непосредственно от короля, будь то значительный барон или простой земледелец в домене. Все подданные короля, богатые или бедные, свободные или несвободные, за исключением пролетариев и бродяг, городских или сельских, являются держателями: каждый из них имеет от кого-нибудь, от короля или от посредника, держание, и все, прямо или через посредника, держат его от короля. Эта систематизация, обязанная своим происхождением нормандским юристам, является ключом к определению положения личности в средневековой Англии и влечет за собой важные политические последствия.

Этот социальный строй ведет свое начало от перехода земель в другие руки после завоевания. Это факт, общее распространение которого напрасно старались оспаривать. Отнятие владений произошло, конечно, не вдруг; но большинство англичан в конце концов лишились своих земель.

Наиболее несчастными жертвами этого были мелкие свободные англосаксонские земледельцы, земли которых без всякой компенсации были отданы нормандским воинам. Их называли «вилланами», и в этом названии подразумевалась личная свобода; теперь же они только держатели, личность и имущество которых принадлежат их сеньору, и они опускаются к самому низу социальной лестницы, рядом с англосаксонскими сервами. Их еще называют вилланами; но это слово, которое в капетингской Франции продолжает обозначать свободных крестьян, получило другой смысл в Англии, завоеванной нормандцами, и вилланское держание сделалось там типом несвободного держания. Впрочем, это резкое деклассирование достигло равным образом и многих сокменов. В графстве Кембриджском из девятисот сокменов семьсот потеряли свободу и в XII в. сделались сервам.