— Бедный Нактидий, как у него духа хватило впустить к себе в дом это чудовище.

— Долг… Долг перед Элейгией! — тихонько ответил знатный господин. — Говорят, там еще был и сын Вицеллия.

— Его тоже повесят?

— Не знаю, все укрыто завесой тайны, дорогая, — ноги спутника развернулись в сторону центра площади. — Надо подождать.

— Ра’шефуръя, — дама в золотых туфельках обезобразила слово «интересно» до неузнаваемости и последовала за мужчиной, обратила свой взор в ту же сторону.

Юлиана затрясло, тело налилось тяжестью страха и ужаса. Время повешения пришло. Если Юлиана не пытали, то, значит, Вицеллий Гор’Ахаг все рассказал. Если его не вывели на площадь, то, значит, Илла знает, кто он и ничем хорошим это не закончится. Прекрасное завершение путешествия на Юг!

По толпе прокатилась волна удивления, негодования и любопытства. Все замерли как вкопанные.

— Во имя Прафиала, как же они изуродовали его, Фабиан. Не лицо, а месиво, — прошептала дама, прижимаясь к спутнику.

— За те злодеяния, дорогая, что Алый Змей совершил, его стоило попытать сильнее.

Похоже, на площадь вывели Вицеллия. «Но учитель не покидал подвал». — пронеслась беспокойная мысль, пока Юлиан пытался услышать все, что происходило за окном. Аристократия Золотого города не уподобилась нищете, она не выкрикивала оскорбления и брань. Все лишь шептались между собой, предпочитая все гадкое обсуждать тихо, дабы не потерять лицо среди своих же. Над площадью прозвенел чистый и поставленный голос вестника.

— Именем короля Морнелия Прафиала Антаиама Молиуса, Вы, Вицеллий Гаар Ахаг, за участие в покушении на Его Величество Морнелия Прафиала Антаиама Молиуса, за покушение на Советника Короля, достопочтенного Иллы Раум Ралмантона, а также за измену и многочисленные убийства приговариваетесь к смертной казни через повешение. Приговор будет приведен в исполнение здесь, на Черной площади.

Юлиан нахмурился. Причем здесь покушение на короля, если оно произошло до приезда Вицеллия и Юлиана в Элегиар? Или речь идет о событиях тридцатилетней давности?

Толпа замолкла и напряглась, а до ушей вампира донесся топот стражи, затем тишина — и скрип табуретки, оглушающе громкий. Над Черной площадью разразилось зловещее затишье. Обладательница золотых туфелек приподнялась на носочки, выглядывая из-за спин тех, кто стоял впереди.

— У вас есть, что сказать напоследок, Вицеллий Гаар Ахаг, либо, может быть, вы желаете помолиться Праотцу вашему Гаару? — спросил все тот же пронзительный голос вестника.

Узник промолчал. А спустя минуту из-под ног веномансера выбили опору, и хруст шейных позвонков оповестил всех, что старик умер быстро. Где-то недалеко зазвонили колокола.

Площадь опустела, и лишь иногда по брусчатке громыхали окованные сапоги, цокали звонкие копыта лошадей да шелестели подолы богатых юбок. День склонился к вечеру, и на Элегиар опустилась ночь, а Юлиан уставился в кусок стены, видимый из окна.

Подобно слепцу в лабиринте, Юлиан скитался по чертогам мысли, но не мог найти ответа. Граф тщетно пытался выбраться из пут, дергался и кидался, как молодой волк в капкане. Наконец, обмякнув от злобного бессилия, Юлиан стал ждать.

* * *

Посреди ночи дверь с уже привычным звуком отворилась, в коридоре раздался твердый удар множества ног. В камеру к Юлиану ввалились стражники, десять, а вместе с ними маг. Выглядел он чуть иначе, чем предыдущий охранный колдун, — у этого на лице красовались две продольные угольные полоски от бровей до нижней челюсти. Из книг по маговской символике Юлиан знал, что перед ним — Клеймовщик. Клеймовщик, воплощение зла для всех рабов.

Маг, весь в черном, с золотой фибулой на груди, произнес заклинание. Юлиан почувствовал, как кандалы вышли из стены, и он с затекшими окровавленными руками и шеей рухнул в объятия стражников. На бедра ему намотали тряпку и скрепили шнурами, дабы частично скрыть наготу. С надетым на голову мешком Юлиана куда-то потащили. Несли долго, граф оббил все колени в кровь из-за постоянных подъемов и спусков.

Золотой город спал мирным сном и был тих, как и конвой, словно им приказали не вызывать лишнего шума. Мужчину бросили в повозку и накрыли сверху грубым льняником. В пять пар рук его придавили ко дну севшие рядом стражники. Раздался цокот копыт, и подвода тронулась по улицам ночного Золотого Города. Остановилась она где-то на окраине, в проулочке, вдали от оживленных аллей и мостовых.

Вампира достали из повозки, понесли, и, пыхтя под весом высокого северянина, двое стражников его куда-то заволокли. Юлиан впал в странное опустошенное забытье и не имел ни одной мысли о сопротивлении. Пахло сладким цитрусом и горькими лекарствами.

Узника поставили на ноги, и босые стопы Юлиана погрузились в густой ковер.

Мешок грубо и небрежно сдернули, и северянин прищурился от яркого света, осмотрелся. На диване напротив сидел Илла Ралмантон. А рядом с Иллой уселся, нервно потираясь задницей о богатую обивку, маг.

Дело происходило, скорее всего, в доме Советника. В гостиной, куда приволокли пленника, каждая вещица и мебель были выполнены с изысканностью и великолепием. Золоченые ножки диванов и столика изгибались в форме змей и, словно живые, ползли по черному мраморному полу. На алой обивке сворачивались и переплетались древесные узоры. На картинах и коврах разыгрывались истории с богами, вплетенными золотыми нитями в полотна. Даже мелочи: подсвечники, карнизы, кувшины и кубки, — то рычали выгравированными грозными волками, то кидались в бой ручками в виде северных медведей, то извивались клубками змей. А на стене, в углу которой стоял Юлиан, висели маски: от кричащих гарпий до прекрасных дев.

«Коллекционер», — сделал вывод Юлиан. Он перевел мрачный взгляд с порочно роскошной комнаты на Советника, который с холодом рассматривал Юлиана.

— Почему меня сегодня не повесили? — спросил, решившись, узник.

Ответом ему стал несильный удар под дых от стражника.

— Заткнись и не смей рот разевать в присутствии хозяина! — злобно прикрикнул закованный в металл вампир.

— Пропечатай его, — Илла повернул голову к магу.

Юлиан побледнел и сглотнул слюну. Заключенного нагнули, уронили на колени, оттащив с роскошного ковра. Беспокойный маг поднялся с дивана, и, не переставая заискивающе кланяться Илле, задом попятился к Юлиану. Добравшись в позе рака до узника, он обернулся, важно поправил широкие черные рукава и опоясывающие горло золотые ленты. В поднесенной слугами золотой чаше Клеймовщик омыл свои руки, обтер их о хлопковое полотенце, как того требовали правила соблюдения чистоты маготворства при касании чужих душ. Конечно же, на рабских рынках, как в общем и везде, на это все поплевывали с высоких башен, но чародей хотел сделать все чинно и красиво.

Затем Клеймовщик прочистил горло, подвинулся к лицу пленника с довольной улыбкой того, кому выпала честь выслужиться таким легким способом перед таким влиятельным господином. Стражники смахнули черные пряди с лица Юлиана. Двое держали его латными перчатками за волосы и подбородок, чтобы мужчина не мог пошевелиться.