В тот день трудной задачей для Келли стало требование руководителя учений к кораблям ударной группы войти в порт поодиночке узким фарватером. Когда эсминцы завесы приблизились к началу фарватера, им пришлось сломать строй и действовать поодиночке, прикрывая авианосец, который должен был войти в фарватер как можно быстрее. Тактика действий подводных лодок была вполне предсказуемой, они хотели бы воспользоваться своим преимуществом, скрытностью и нанести один сильный удар. Сами лодки могли без помех лежать на дне или рядом со стоящим на якоре торговым судном, что затрудняло их обнаружение, и выжидать, а потом пустить торпеды по входящему в фарватер авианосцу. С помощью пассивных гидролокаторов лодки могли спокойно вести прослушивание и контролировать обстановку, и Келли знал, что у подводников имеется хороший шанс сделать один пуск торпеды, и этот пуск будет именно по авианосцу. Келли знал также, что подводники очень хорошо разбираются в различных направлениях и интенсивности работы и других характеристиках гидролокаторов, а также шумах винтов всех надводных кораблей. Лодки не поднимали перископ, избегая риска быть обнаруженными, но тем не менее они прекрасно различали, где находятся передовая завеса, авианосец и корабли его сопровождения.

Когда ударная группа под командованием Келли приблизилась к началу фарватера Барселоны и поджидавшим ее подводным лодкам, активные гидролокаторы кораблей завесы на полную мощность включились в работу на излучение, пытаясь обнаружить подводные лодки. В обычных условиях эсминцы «Блэнди» и «Бэрри», оснащенные мощными гидролокаторами, находились бы по обеим сторонам авианосца по курсу его хода, однако в тот день Келли поставил «Бэрри» на место авианосца, а авианосец «Рэндольф» с работающим гидролокатором, установленным в носовой части авианосца, поставил на место эсминца сопровождения в строю кораблей.

К тому времени, когда подводные лодки различили подмену, авианосец благополучно прошмыгнул в бухту. Эсминец «Бэрри» был пушечным мясом, но едва ли стоил того, чтобы лодки раскрыли свое местоположение пуском торпеды на мелководье по такой скромной добыче. Учение подтвердило то, что каждый из нас уже знал — эсминцы были расходным материалом.

30 сентября 1962 г.

69-я бригада советских ПЛ

Кольский полуостров

Бухта Сайда — это бывшая рыбацкая деревушка, спрятавшаяся среди нескончаемых и покрытых тайгой сопок Кольского полуострова, километрах в двадцати северо-западнее Мурманска. Глубина моря у трех крошечных, размером с мизинец, пирсов, которыми долгие годы пользовались рыбаки, а потом их забрал флот, составляла двадцать метров, и этого было более чем достаточно для ударных ПЛ «Проект 641». В десяти километрах на юго-восток — если ехать по ухабистой и грязной дороге — лежал порт Полярный, база 4-й орденов Красного Знамени и Ушакова эскадры подводных лодок. В 1962 г. эскадра состояла из 69-й бригады ПЛ (четыре ударные дизельные ПЛ «Проект 641») и 18-й дивизии ПЛ (семь дизельных ПЛ «Проект 629») с баллистическими ракетами. Каждая из этих лодок была вооружена тремя баллистическими ракетами «Р-13» («Д-2»). Пуск ракет производился с интервалом в 4 минуты, но только из надводного положения.

Четыре ударные ПЛ являлась рабочими лошадками эскадры. Силовая установка каждой лодки состояла из трех дизелей и трех электромоторов, спрятанных в черный стальной корпус, а посередине покатой палубы сидела на корточках закругленная рубка. Светлые блестящие панели рубки, которые закрывали носовые гидроакустические приемопередатчики, вместе с панелями акустических антенн пассивного гидролокатора смахивали на стянутый в ухмылке рот, а плексигласовые покрытия окошек штурманского мостика рубки походили на глаза, и все это вместе придавало группе лодок вид четырех темных и безобразных драконов. 30 сентября четверка этих мрачных морских монстров, обмотанных стальными тросами, стояла в бухте Сайда пришвартованной к старым деревянным рыбацким причалам и ожидала убытия. Лодки покинули родные причалы в Полярном и пришли в бухту Сайда три дня назад под покровом темноты, скрывая предстоящий выход в море от родственников, всегда с любопытством осматривающих бухту Полярного из серых панельных домов, в которых жили семьи офицеров и мичманов. Тихий уход в бухту Сайда был сделан для того, чтобы запланированная последней операция по погрузке спецторпед прошла в полной тайне.

Спецбоеприпасы, т. е. торпеды с ядерной боеголовкой, никогда не состояли на вооружении этих лодок, кстати, они не состояли на вооружении ни одной из подводных лодок советского Краснознаменного СФ. Это были торпеды калибра 533-мм, на носовой части которых имелась пурпурная маркировка, которая и отличала их от обычных торпед того же калибра, нос которых был окрашен в серый цвет.

Старший лейтенант Володя Воронов молча наблюдал за тем, как в вечерних сумерках плавучий кран опускал одиночную торпеду через передний приемный люк подводной лодки «Б-130». Советским подводным лодкам назначались постоянные номера вместо имен собственных, как в американском флоте, по этим номерам их и называли. У лодок «Проекта 641» перед каждым номером стояла буква «Б» — сокращение от русского слова «большой». Эти номера не были связаны с бортовыми номерами, которые иногда наносились на корпус лодки; в целях скрытности бортовые номера периодически менялись.

Воронов был начальником минно-торпедной боевой части. Странно, думал он, что вместе с новой торпедой на борт прибыл и офицер по ее безопасности, который явно не был подводником, хотя и носил голубой комбинезон и черную пилотку, которую надевали офицеры-подводники, отличаясь тем самым от своих товарищей с надводных кораблей. Сопровождавший спецоружие офицер имел при себе небольшой пистолет в коричневой кожаной кобуре, которую прикрывала голубая форма. Пистолет подчеркивал значимость офицера, который в последующие несколько недель будет редко выходить из носового торпедного отсека, где у него будет персональная койка, растянутая прямо над торпедой в небольшом занавешенном закутке, места в котором хватало только на то, чтобы прикрыть торпеду и офицерскую койку, подвешенную на цепях. Офицера часто видели проверяющим целостность свинцовой печати, которая скрепляла концы провода, блокирующего доступ к панели, расположенной в верхней передней части торпеды с пурпурным носом.

Этот особый офицер напоминал Воронову сводника, охраняющего что-то непристойное. Воронов уже заметил, что каждая из трех оставшихся лодок их бригады в этот вечер тоже получила по одной такой торпеде, на каждую торпеду был выделен свой офицер сопровождения; все офицеры сопровождения почему-то выглядели на одно лицо и на настоящих подводников не походили, хотя и были одеты в соответствующую форму.

Они были чересчур чистенькими, да и двигались смешно. Кое-кто из моряков шутил, что они были офицерами КГБ, но вслух об этом не говорили, потому что это никого особенно и не волновало. Экипажи просто игнорировали пришельцев, и неприличные высказывания звучали тогда, когда этих офицеров не было поблизости.

Командир «Б-130» капитан 2 ранга Николай Шумков, темноволосый, крупный и мускулистый офицер, развернулся на нижней ступеньке трапа, шедшего через основной выход с центрального командного на мостик лодки, которая была первой пришвартована к пирсу. Помещение было слабо освещено. Шумков помолчал, потом, указывая на манометр давления в магистрали первого дизеля, произнес: