Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он что же, при свечах ужинает? — спросил Митя, разглядывая бледные колеблющиеся тени на неплотно сдвинутых занавесках. В щель между ними пробивался яркий луч, но тут же рассеивался, поскольку на улице было еще светло. — До темноты еще часа два, а он уж свечи жжет.
— Может, письма сжигает? Расписки компрометирующие? — встрепенулся Ершов, но тут же сам себя поправил. — Де нет, тогда бы ярче горело, дым бы валил…
Мармеладов на окно не смотрел, напротив, повернулся спиной к дому доктора и закрыл глаза. Сыщик силится припомнить важный разговор, мысленно повторял, слово в слово, беседу с ботаником в Аптекарском огороде. А потом задал неожиданный вопрос Ершову.
— Наверняка вам известно, сударь, носит ли Быковский очки?
Адъютант кивнул и уточнил:
— Пенсне. В дорогой оправе. Сам не видел, но в протоколе отмечено.
— Тогда, вполне возможно, что я ошибся, — вздохнул Мармеладов. — Бывает за мной такое: мотивы происходящих событий угадать могу с потрясающей точностью. Детали преступления восстановить — еще скорее могу, потому что для этого нужны лишь умение наблюдать и логические законы, чтоб все увиденное связывать. Но если что-либо не заметил, то и не учитываю. Знал бы прежде, что доктор носит пенсне и вряд ли заподозрил его в шпионских играх.
— Позволь-ка, братец! Но ведь больше некому. Было пятеро соучастников, — сбитый с толку почтмейстер поднял вверх открытую ладонь, загнул четыре пальца, сжимая кулак. — Эти мертвы. Остается один, которому все это выгодно, ты правильно объяснил. Откуда же сомнения?
Митя даже повертел оттопыренным пальцем перед носом приятеля.
— Но очки переворачивают эту историю, примерно вот таким образом, — Мармеладов соорудил из пальцев такую же фигуру, а после свернул большой палец, просунул его между другими и получился кукиш. — Изначально я подозревал, что доктор убивает пациентов, заменяя привычный им настой или отвар ядовитым зельем. Даже вдова Паланина, хотя не доверяла эскулапам, могла принять лекарство из рук сообщника — в виде исключения. Но очки и наличие горящих свечей в это время суток, подсказывают мне, что Быковский и сам лечился! От глазной болезни, именуемой «куриной слепотой». А помогает от нее, конечно же…
— Фенхель! — воскликнули в один голос Митя и адъютант.
— Стало быть, кроме пяти известных нам участников, в банде похитителей, — тут сыщик, в свою очередь, помахал кукишем перед лицами слушателей, — был еще и шестой. Тот, кто подбросил аконит приказчику Мисимову и всем прочим сегодняшним жертвам. В том числе и г-ну Быковскому.
— Так чего же мы ждем? — Ершов сорвался с места и поспешил к высокому крыльцу. — Спасать доктора надо!
Платон трижды дунул в свисток, позаимствованный у городового в лавке Мисимова — как раз на такой случай: позвать полицейских. Странная штука: и пяти минут не прошло, как юноше хотелось убить Быковского. Теперь же тот был чрезвычайно нужен живым. Нет, никакой жалости кавалергард не испытывал. Просто доктор — самый важный свидетель. Да и вообще, единственный, оставшийся в живых… Ценная добыча!
Митя побежал следом, но тут же захромал и обернулся.
— Родион! А ты-то чего стоишь?
Мармеладов покачал головой, глядя, как адъютант колотит кулаком в дверь, а после отпихивает прислугу, — Дуняша аж завизжала от испуга, — и топочет по лестнице сапожищами.
— Бесполезно. Отвар фенхеля выпивают натощак, перед ужином. Скорее всего, доктор уже четверть часа как преставился. Яд действует быстро, мы сами в том убедились.
— Эх, говорил же я, надо было поспешать, — сокрушался почтмейстер. — Глядишь, успели бы перехватить.
В этот момент окно с громким треском распахнулось, а левая створка повисла на одной петле, безжизненно поскрипывая: кавалергард не рассчитал силу удара. Выворотил крепления и шпингалет, высунулся чуть не по пояс и закричал:
— Сюда! Скорее!! Он еще живой!!!
Редкие прохожие, повернувшиеся на зычный голос, увидели, как двое мужчин врываются в дом. А за ними спешат бородатый дворник, усач-городовой и гладко выбритый квартальный надзиратель, этот случайно оказался рядом, прохаживался по соседней улице и примчался, услыхав тревожный свисток. Не разобравшись в чем дело и подозревая грабеж, полицейские вцепились в приятелей, стали выкручивать руки, даже попытались уволочь вниз по лестнице. Но появившийся в проеме двери кавалергард при полном параде скомандовал: «А-ат-ставить!» — чем окончательно смутил стражей порядка. Они помялись немного и встали на пороге дома — отгонять любопытствующих.
Войдя в комнату, Мармеладов убедился, что адъютант неверно оценил состояние отравленного. Быковский умирал, хрипя и страдая от адской, — судя по громким стонам, — боли в животе. Он почувствовал неладное уже после пары глотков и выплеснул отраву прямо на тарелку со щукой в сметане. Затем взболтал пару ложек горчицы в стакане воды, выпил залпом это надежное рвотное средство и попытался таким образом вывести яд из организма. Но жизнь это позволило продлить лишь на несколько минут, а вместе с тем — и мучения. Несчастный скрючился на полу, напоминая брошенную в угол марионетку. Кровавая пена пузырилась на губах его, аккуратно подстриженная бородка дрожала — доктор силился что-то сказать, однако от судорог, пробегающих по всему телу, свело челюсти. Пенсне в посеребренной оправе осталось на обеденном столе, поэтому Быковский подслеповато щурился на вошедших, не узнавая никого, даже Дуняшу.
— В-в-в…
Он ужасно закашлялся, кровь полилась на недавно купленный персидский ковер, добавляя к замысловатому узору новые линии и пятна. Мармеладов наклонился поближе к умирающему.
— В-в-во… — повторил тот. — В-в-вол…
— Волошский укроп, — докончил за него сыщик. — Да, мы знаем, что отраву маскировали под фенхель. Видимо, его стойкий аромат перебивает запах яда. Но кто вам продавал эту траву?
Скрюченные пальцы с неожиданной силой вцепились в рукав Мармеладова. Доктор приподнялся на несколько вершков и попытался сказать более внятно.
— Т-тор-г-говец… Мех-х-х… Мех-х…
— Мехом? — встрял кавалергард. — Этот негодяй торгует мехом? Где? Скажите, где нам его разыскать?
Доктор даже не повернул
