Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давай тогда о другой пище позаботимся. Еще по расстегайчику? На этот раз с рыбкой, — почтмейстер махнул рукой, подзывая разносчика. — Что тут…
— Каспийский осетр, г-н почтмейстер, — предложил торговец. — А то, может быть, с налимьей печенкой возьмете? Тоже-с всем по вкусу.
— Опять выбирать? Нет уж, не заставите. Давай оба! Эх, пропадать, так сытому.
Митя ловко подвернул свои роскошные усы, чтоб не мешались и принялся жевать на ходу, попеременно откусывая от разных пирожков. Шел он вслед за Мармеладовым, раздвигающим толпу своей тростью. Когда показалась широченная спина резчика, сыщик ускорил шаг, но все равно опоздал.
— Уж простите, барин, — толстяк прижимал мокрую тряпицу к разбитому носу, из которого обильно сочилась кровь. — Я старался поглядывать незаметно, да только раскусил меня бородач. Подошел и говорит: «И какую же цену назначили за мою голову?» Я отвечать-то не хочу, а язык вроде как сам ляпнул: «Два целковых». Тогда он улыбнулся: «А я ведь гораздо дороже стою». И что-то мне протягивает. Смотрю я на его руку, а потом вспышка яркая и дальше ничего не помню. Очнулся с разбитым носом, видимо двинул он меня своим ящиком в харю-то…
— Фигурки, разумеется, и след простыл, — подметил Мармеладов, пристально глядя на чурбан, за которым работал резчик.
Тот уныло кивнул и потянул из кармана серебряную монету.
— Забери, барин, не сработал я даже на грош.
— Напротив, все вышло как нельзя лучше, — сыщик выдал ошарашенному мастеру второй рубль. — Подержи-ка его на холоде, да к носу прикладывай. Быстрее заживет.
— Но голова… — вздохнул толстяк.
— Голову мы у него заберем, непременно. Теперь это уж моя забота.
Митя меж тем успел обшарить глазами половину рынка, но турецкого шпиона нигде не заметил. Однако, видя, что его приятель ничуть не переживает по этому поводу, решил дождаться объяснений. И они последовали, как только приятели отошли на самый край стихийного рынка, к трактиру «Крым». Здесь стояла черная карета, возле которой нетерпеливо вышагивал адъютант Ершов.
— Родион Романович, все вышло, как вы заранее предупредили! — горячо зашептал он, стараясь не привлекать интереса прохожих. — Как только вы обозначили Мехмет-бея, я тут же поспешил к жандармам и привлек двух лучших филеров для слежки.
— Все прошло тихо? — спросил сыщик, также вполголоса. — Не заметил ли турок, как вы указываете на него тайным агентам?
— Какое там! Он так заинтересовался — что же толстяк вырезает, — чуть шею не свернул, на соседний ряд заглядывая.
— Так ты всю эту историю затеял, чтобы внимание шпиона отвлечь? Ну да, этот тюха точно не мог бы действовать скрытно, турок его мгновенно заметил и раскусил, — восхищенно присвистнул Митя и вдруг помрачнел лицом. — Но ведь он запросто мог убить резчика, а у того, как ты слышал, детки малые.
— Не только отвлечь. Важно было столкнуть Мехмет-бея с места. Показать, что мы уже близко и заставить действовать немедленно. Так больше шансов, что он сделает непродуманный шаг. А что до резчика, — тут Мармеладов сжал трость, аж побелели костяшки пальцев, — риск был минимальным. Я все обдумал: не стал бы турок убивать на глазах у десятков очевидцев. Это ему невыгодно.
— Обдумал… То есть так в свою правоту уверовал, что готов был невинной жизнью рискнуть? — продолжал кипеть почтмейстер. — Как вчера с доктором? Однажды ведь уже ошибся. Да как ты вообще знать-то мог?
Мармеладов подошел так близко к Мите, будто хотел обнять, но тот вскинул руки, отстраняясь. Сыщика этот жест очень расстроил.
— Митя, да поверь же мне, не таков наш злодей. Нет, этот Мехмет-бей старается действовать издалека, чтобы не быть узнанным. Потому и поспешил свой портрет забрать. Заметь, он всех ядами травит, хотя мог бы сообщников в каком-нибудь переулке прирезать или дома задушить. Но его василиск…
— Только не начинай сызнова про своих василисков! — бушевал Митя уже не так сильно, однако же из природного упрямства гнул свое. — Ты не мог знать наверняка, как поведет себя турок, если ударится в панику. Ведь съездил же он резчика по морде. А если бы ножом ткнул? Смерть была бы на твоей совести.
Мармеладов помолчал, раздумывая, но лишь короткое мгновение. И вдруг заявил, совершенно вразрез:
— Так ведь шпион резчика не бил!
— Как же… А кровь? — опешил Митя. — Кровь из носа…
— Осмотрел ли ты колоду, на которой мастер резал фигурки? Вряд ли. А я вот проверил и, доложу тебе, на ней тоже была красная лужица. Прямо в центре. Если бы Мехмет-бей ударил кулаком или двинул ящиком в нос, то резчик бы опрокинулся назад. Представил картину? В тот момент вперед помешал бы упасть кулак а уж, тем более, ящик, мы же его видели — огромный короб… Могла ли эта лужица накапать после из разбитого носа? Сомневаюсь, для этого надо было нарочно сидеть в неудобной позе, нагнувшись вперед. Зачем бы резчику вдруг это делать? Нет, вариант тут напрашивается единственный… Лужица эта оттого, что резчик упал лицом на колоду. Помнишь его слова? Яркая вспышка, а дальше ничего не помню.
— Отчего же он упал? — в один голос воскликнули Митя и Платон, крайне увлеченные этой новой версией.
— Тут у меня два вывода: очевидный и фантастический. Например, некий сообщник турка незаметно подкрался и, по знаку Мехмет-бея, ударил резчика по затылку. Свинчаткой или дубинкой, здесь на рынке подобных умельцев много. Вывод это очевидный, да только я в него совсем не верю.
— Отчего же, Родион Романович? — уточнил кавалергард. — Ежели ваш вывод очевидный и простой, значит, так оно и было.
— Не уверен… — Мармеладов еще и для себя не нашел конечный ответ, а потому продолжал взвешивать на весах здравого смысла известные факты. — Вот вас, Платон, били когда-нибудь по затылку? Я говорю не об отеческих затрещинах в глубоком детстве, а так, чтоб со всей силы?
— Не доводилось, слава Богу! — пробормотал адъютант, не представляя, куда клонит сыщик.
— А меня, представьте, били. После того, как придешь в
