древние атланты поднимали на плечах небосвод, так и русский народ каждодневно и ежечасно крепит государство своими поклонами. А если кто-то распрямился, встал во весь рост — зашатается пирамида, накренится угрожая падением. Армия и полиция тут же будут брошены на опасный участок, чтобы согнуть строптивца, а если потребуется — изъять и заменить на благонадежного. Мармеладов для людей, сидящих в самых верхних ярусах персона опасная. Скорее всего, приятель прав, предполагая, что главная цель тайной полиции — стравливать его с преступниками, выходящими за грань привычного. Людьми не менее опасными для шаткой конструкции, чем сам сыщик. И пока он побеждает большее зло, дают ему возможность жить спокойно. Не особенно кланяясь.

Окинув мысленным взором нарисованную картину с огромной, уходящей в облака, пирамидой, Митя вдруг почувствовал, как разум кольнула тревожная идея. А если кто-то умудрится всех крестьян и рабочих разом с колен поднять? Тогда ни полиция, ни армия, ни охранное отделение, — всеми силами объединяясь, и то не сумеют удержать империю. Рухнет карточный домик в одночасье…

Мармеладов же всю дорогу до кареты рассуждал о другом. Возбужденное состояние чуть притихло, однако же, никуда не ушло. Обдумывая ситуацию с точки зрения похитителя, он бормотал:

— Срочный вызов… Лекарство от кашля… Слюна Цербера…

Картинка сложилась и у самой кареты сыщик заторопился.

— Смертью Мисимова все не кончится, господа, — говорил он, стараясь не показать своего волнения, но на побледневшем лице читалась тревога. — Я почти убежден, что шпион решил убрать лишних свидетелей, то есть своих соучастников. Прямо сейчас доктор посещает их по очереди и заставляет выпить яду. Силой или хитростью. На его месте я бы поступил именно так. И если мы хотим помешать убийце, надо срочно ехать по ближайшему адресу. Возможно, удастся перехватить.

— Ох, только бы успеть! — пробормотал Митя.

Ему было искренне жаль гувернантку и купчиху, которых наверняка втянули в эту гнусную историю против желания, шантажом или угрозами. Не хотелось верить в то, что женщины могли по своей воле участвовать в похищении невинного ребенка. Хотя за последний год, пережив несколько приключений в компании Мармеладова, он узнал так много нового о преступных наклонностях людей обоего пола, что уже ничему бы не удивился.

— Да-да, мы должны успеть! — с жаром подхватил Ершов, правда, его мотивы были иного характера, — Нам нужен хотя бы один живой свидетель. А лучше двое. Для допроса с пристрастием.

— Разве просто спасти их от смерти не важнее? — спросил почтмейстер, багровея от гнева. — Погодите, Платон, вы ведь еще совсем молоды. Когда же вы успели так загрубеть душой? Неужели вам не жалко этих людей?

— Людей? — презрительно хмыкнул кавалергард. — Если прав г-н Мармеладов и все они — предатели, сообщники врага империи, то для меня это уже больше не люди. Мне плевать, сколько еще погибнет участников этой чертовой банды, лишь бы прежде успеть выбить из них сведения о турецком шпионе и сорвать его планы.

VIII

Гувернантка Аксенова проживала в усадебном доме Стрешневых на Большой Дмитровке, снимала две комнаты в бельэтаже. Скромно обставленные, без всякого изящества, которое можно было предположить, встретив эту даму на улице — столь изысканны были ее манеры, прическа и платье. Кондуктор Фуфырев, так навязчиво и бесцеремонно добивавшийся утром приглашения в гости, был бы крайне удивлен видом этих дешевых ковров, заштопанных в нескольких местах. А дурная мебель, начинавшая скрипеть от первого же прикосновения, пожалуй, вызвала бы у него состояние близкое к обмороку, настолько сильно все это не увязывалось в голове с парадным обликом неприступной красавицы.

Мармеладов же всего этого не замечал. Он видел лишь искаженное судорогой лицо женщины, скорчившейся на потертой оттоманке у окна. Гримаса боли и кровь, стекавшая с посиневших губ, не оставляли сомнений.

— Отравление. Скорее всего, аконитом. А вот и доказательство, — сыщик поднял закатившийся под занавеску стакан, на удивление целый. В нем еще оставалось несколько капель золотистой жидкости и какие-то мелкие семена, прилипшие к стеклу. — Выпила почти все, но почувствовала резь и жжение в желудке. Стало быть, присела вот здесь, среди подушек. Потом ее скрутило от боли, прилегла. Рука разжалась, стакан выпал. Тут и смерть настала. Какая ирония судьбы — умерла на оттоманском диване от руки оттоманского шпиона.

— Но как же доктор убедил ее принять яд? — недоумевал кавалергард. — Если по обстановке судить, так не похоже, чтоб кто-то силком заставлял…

Действительно, в комнатах царил относительный порядок, ясно дававший понять, что никакой борьбы либо другого насилия здесь не случилось. На столе ровной стопкой лежали книги, на комоде — пяльцы с вышиванием и нитки разных цветов. Кровать застелена со всей тщательностью, на которую способны люди педантичной натуры или же горничные-француженки. На дверце шкапа висело платье, приготовленное для выхода — лиловое, с широким поясом и модными накладками на плечах.

— Два факта показывают, что г-жа Аксенова сама выпила отраву, — согласно кивнул сыщик. — Она не стала бы принимать доктора Быковского в одном белье. Даже если предположить их любовную связь, все равно это видится мне маловероятным. Слишком аккуратная… Была. Она обожала порядок. Смотрите, нитки разобраны по оттенкам, книги, хотя их всего четыре, сложены по алфавиту. Пояс от платья с двух сторон свисает на одинаковую длину! Не верю, что женщина с таким размеренным характером будет средь бела дня щеголять перед мужчиной неглиже…

— Интересно, что бы на это возразил юный Фрейд? — пробормотал Митя, хотя это и выглядело не слишком уместно в подобных обстоятельствах.

Но Мармеладов не расслышал, а может только сделал вид соответствующий.

— Второй факт куда менее спорный. Дверь мы обнаружили запертой. Изнутри. Пришлось звать дворника с запасным ключом, чтобы открыл. Стало быть, г-жа Аксенова закрыла дверь за убийцей. Но после того, как она выпила отраву, это сделать было уже невозможно — яд подействовал почти сразу. Вот и выходит, что она по собственному почину приняла аконит. В противном случае остается предположить, что убийца до сих пор прячется в этой комнате, — последнюю фразу сыщик произнес театральным шепотом.

— Где тут спрячешься, — удивился Митя.

— Да хотя бы в том шкапу.

В голосе сыщика звучала откровенная издевка, но никто не улыбнулся. Напротив, почтмейстер и адъютант подобрались, как бы в ожидании опасности. Ершов взял в