— Такая жалость, что дело с места почти не сдвинулось, — печально вздыхает ведьма.

Она все же заявилась сегодня в подвал и даже по ступенькам умудрилась спуститься, хоть и с помощью палки. Наверняка ведьма боялась, что мы удерем в Аверхальм без нее. Если бы это было настолько просто и скоро!

Складывается впечатление, что во всех неудачах виноват исключительно я один. А остальные господа палец о палец не желают ударить. Хотя о чем это я? Ответственность всегда приносит больше негатива, чем удовлетворения и заслуженного признания. Пассивная публика везде одинакова. Они будут сидеть в сторонке и наблюдать, пока кто-то из последних сил, падая от изнеможения, обеспечит им обещанное счастье. Самая обычная картина…

— Да чего вы киснете? — вмешивается волшебник, который единственный, кажется, сохраняет свой слегка циничный оптимизм. — Раз вождь и учитель говорит: надо искать — весь город перевернем.

Раздается грохот… Вниз по ступенькам скатывается какое-то странное создание. Все происходит слишком быстро, чтобы понять и осознать, что творится. Вновь прибывший кое-как поднимается. На редкость своеобразная особь мужского пола. Взъерошенный, потный, ободранный молодой человек. Вокруг левого глаза растекается темно-фиолетовый синяк, под носом и на подбородке засохла кровь. Довольно длинные рыжеватые волосы всклокочены и торчат в разные стороны. Колоритный экземпляр, который угодил в подвал совершенно не вовремя. Незнакомец, по всей видимости, изрядно пьян, что гармонично довершает образ.

— Ты кто такой? — невозмутимо спрашивает волшебник.

— Я… не помню ничего…

— Ну, так вали отсюда.

— Куда??? Мне нет нигде приюта, вокруг лишь слезы и тоска.

— Поэт, что ли? Еще чего-нибудь скажи.

И новоявленный поэт выдает следующее:

Грустные сказки Багряного леса,

Дуб рассыпается в прах на ветру.

В замке хрустальном рыдает принцесса,

Зная, что станет золой поутру…

Серые тени на призрачной сцене,

Рыцарь, утративший честь и покой…

— Стоп-стоп-стоп! Вы знаете, откуда это? — волшебник обращается сразу ко всем, но кажется, в первую очередь ко мне. — Неужели не узнаете?

Тишина вместо ответа, только прерванный поэт шмыгает носом.

— Это же «Поэма Багряного леса»! Правда, не вкуриваете? Риф ван Баастен, наш знаменитый классик, гениальный творец аверхальмского литературного языка. До чего же вы некультурные. Уж ты-то мог припомнить, я думал, ты у нас интеллектуал.

Последняя фраза, надо полагать, адресована лично мне. Стараюсь ответить как можно корректнее:

— Имя ван Баастена мне, разумеется, знакомо, не сомневайся. Однако именно эта поэма неизвестна.

— Ну и зря. Нормальный такой рыцарский боевичок пополам с мистикой. Ты тоже не читал? — спрашивает волшебник у принца.

— А я обязан, что ли?

— Ладно, чего ты. Я просто так спросил. Значит, еще один наш земляк объявился.

— Радость-то какая. С самого утра думаю, чего мне для полного счастья не хватает, — мрачно отзывается принц.

Поэт, который стоит, чуть покачиваясь, не уловив иронии, в восторге бросается к принцу, распахивает объятия.

— Брррааат!..

Звук удара… Я не успеваю заметить, каким образом это происходит, но отвергнутый поэт моментально валится на цементный пол. Правда, почти сразу пытается подняться. Печальное зрелище, кровь то ли из носа, то ли из свежерассеченной губы снова течет.

— За что?..

— Действительно, нафига ты его приложил? — интересуется волшебник.

Кажется, принцу тоже иногда может быть стыдно, хотя он явно не желает этого показывать.

— Он первый полез. А у меня инстинкт уже. Просто давно руки чесались, а этот чувак сам подвернулся… Подумаешь… Вообще я не хотел.

Очевидно принц из той категории людей (она существует вне сословных рамок и принадлежность к ней не зависит от происхождения), которым трудно, почти невозможно попросить прощения, даже когда сами почти уверены, что поступили по-свински. Извиняться — порой тяжкий труд. А вот я никогда не отказываюсь признать свои ошибки.

Фея сейчас отсутствует, ей не удалось остаться с утра в подвале. Заботу о пострадавшем берет на себя Клара Рудольфовна (так все же проще ее называть, иначе происходит какое-то раздвоение сознания). Она выдает поэту белоснежный носовой платок, советует посидеть, запрокинув голову. Кровь постепенно останавливается, а палач спрашивает вновь обретенного товарища по несчастью:

— Ты сколько лет назад в город попал?

— Я же сказал, что не помню ничего, — бубнит тот сквозь платок. — Помню только, что бродил где-то, с кем-то выпивал… Читал стихи. Свои и ван Баастена… Потом еще какими-то грибами, кажется, угощали. Пиво у ларька… Дальше — туманный провал… Вроде, была драка… или поэтический турнир… Потом смотрю — вход куда-то, лестница… Безумно обрадовался, что встретил своих, а тут…

— Я уже сказал, что не специально, — обрывает его принц и отворачивается.

Волшебник осведомляется:

— С кем бухал, тоже не помнишь?

Слабо представляю, как волшебник собирается привыкать к жизни в Аверхальме, имея столь удручающий словарный запас. Придется ему заново учиться плавной галантной речи. К сожалению, он впитал в себя далеко не самое лучшее из здешней повседневности.

— С интересными и отзывчивыми людьми. Во всяком случае, мне так показалось, — откликается поэт и принимается очищать свою ветровку от цементной пыли.

— Может, это именно ты попал сюда два года назад, а не… — Клара Рудольфовна не договаривает и замолкает.

Ведь в отличие от остальных, у меня до сих пор нет имени. Если предположение двойной няни верно, время моего прибытия сюда теперь снова становится неизвестным. Так даже лучше, пожалуй. Видимо, выделяться на общем фоне — мой удел в здешних краях.

Можно смело предположить, что никакой истории от поэта мы не дождемся, раз у него такие проблемы с памятью. На всякий случай спрашиваю:

— Значит, ты не помнишь, каким образом попал сюда и кем был в Аверхальме?

Он чуть не роняет платок на пол.

— Кто сейчас со мной разговаривал?

— А это наш вожак, — с ухмылкой поясняет волшебник. — Обещал нас отправить обратно. Его почти не видать, зато он отличный организатор.

Трудно определить — последняя фраза произнесена всерьез или волшебник таким образом шутит.

Поэт окончательно впадает в уныние.

— Что вы от меня хотите? Я мыслю совершенно другими образами. Мне неважно, кем я был и где скитался в прошлой жизни. Гораздо важнее память об окрашенных в нежные краски звуках, плеске весел, оплетенных вьющимися растениями, мелодичном звоне бокалов в придорожной таверне… Остальное — сущие пустяки…