Старый пятиэтажный дом, который выглядит не намного лучше, чем аварийные дома в районе подвала. Во дворе качели и карусели давно ждут, чтобы их покрасили. Накрапывает мелкий косой дождь, и в целом как-то уныло все вокруг. Останавливаюсь у железной двери в подъезд. Она смотрится излишне новой и внушительной, по сравнению с остальным окружением. Любопытно, смогу я проскользнуть в какую-нибудь щель, если та вдруг обнаружится? Впрочем, о чем это я? Знаю ведь прекрасно, что ничего не получится, проводил уже подобные эксперименты неоднократно.

На крыльцо поднимается женщина с двумя полными сумками, на ней стеганое рыжеватое пальто и вязаная шапочка. Отлично, теперь-то я без задержки попаду в подъезд. Вслед за женщиной поднимаюсь на второй этаж… Она останавливается как раз перед дверью нужной мне квартиры, жмет на кнопку звонка. Один раз… второй… после довольно длинной паузы звонок снова повторяется. Наконец дверь приоткрывается, на пороге — ведьма в застегнутом до самого орла коричневом халате с цветочками.

— Женечка, простите ради бога, что заставила ждать. Звонок-то я услышала, но пока доковыляла до прихожей…

Удивительно, как искусно удалось ей изменить свой голос, сейчас он звучит тускло, глухо, совсем по-старчески. Хотя звонкие нотки, если внимательно прислушаться, можно уловить.

— Ничего страшного, Анна Григорьевна, я же знаю, что у вас артрит разыгрался.

— И не говорите! Чувствуешь себя такой развалиной, даже из дома не выбраться… Ох уж эта старость!

— Я все купила, что вы просили. Батон, кефира два пакета, геркулес и куриные лапки.

— Вот спасибо, дорогая! Теперь мы с Люси не помрем от голода. Что бы мы без вас делали… Сколько я вам должна?

— Да бросьте, потом отдадите, мне не к спеху.

— Что вы, что вы, деньги счет любят. Что же вы стоите в подъезде, Женечка, проходите в квартиру.

— Я тороплюсь, Анна Григорьевна, еще своим обед готовить, не буду проходить.

— Ну, как хотите…

Слышатся шаркающие шаги, потом, видимо, открывается какой-то ящик.

Через минуту в руки Женечки переходит несколько мелких купюр вместе с новой порцией благодарностей, а небольшой пакет из ее сумки переходит в руки ведьмы. Я тоже не задерживаюсь, проскальзываю внутрь квартиры, пока дверь снова не закрылась. Обстановка внутри бедная. Бедная по сравнению с апартаментами, в которых мне недавно довелось побывать. Зато здесь очень чисто. В единственной комнате — потертый, но без единого пятнышка и соринки ковер, у одной стены застеленная кровать, у другой — поблескивает тщательно протертое от пыли черное пианино. В серванте — вазочки, фотографии в рамках и книги. Много-много книг. Книги повсюду, не только в комнате, но и в узком коридоре целый стеллаж до потолка ими заполнен. В кресле, свернувшись на пушистой темной шали, дремлет Люси. При моем появлении она настораживает уши, приподнимает лохматую голову, но почти сразу же успокаивается и снова засыпает.

Между тем ведьма возвращается, шагает она, опираясь на палку. Да, трудно поверить, что еще недавно молодая ведьма отплясывала на ярмарке…

— Люси, я тебе куриные лапки поставила вариться и кашку. Так что живы будем, моя дорогая…

Сейчас, когда не нужно притворяться, голосу вернулась былая звонкость. Пожалуй, пора заговорить. Негромко, чтобы не напугать, произношу:

— Привет, ведьма Тезелия.

Следует небольшая пауза, потом ведьма расплывается в улыбке.

— Ох, я ведь так переживала, что не смогла прийти. Сам видишь, я не виновата. Это чужое тело… оно такое ужасное. Нет ничего хуже бессильной старости. Вот когда я вернусь… Если вернусь…

— Вернешься обязательно.

— Так хочется в это верить… Я никогда не привыкну здесь. Если бы не моя чудесная Люси и не книги, уже сошла бы с ума. А так за чтением время летит почти незаметно. В прежние времена книжку даже в руки не брала, слишком много было других занятий.

— Напрасно. В Аверхальме великолепные собрания старинных легенд и преданий. Да и современные литераторы на высоте. Далеко не все, конечно, но отдельные таланты попадаются…

— Знаю, но тогда я была слишком молодая и глупая. И бесконечно счастливая… Все, что читала, это только свитки с колдовскими рецептами. Их-то поневоле приходилось разбирать. А теперь чтение меня выручает. Такое счастье, что я освоила местный язык. Ты тоже умеешь разбирать все написанное на нем?

— Да, я просматриваю журналы.

— Журналов у меня тоже полным-полно. Вернее, у прежней хозяйки моего нынешнего тела.

— Тебя единственную переселили в чужое тело. У тебя нет никаких соображений по этому поводу? Может, что-то примечательное произошло накануне перемещения? Или незадолго…

Она горестно качает седой головой.

— Увы, ничего не могу припомнить. Все, как обычно. Мне еще до некоторой степени повезло. У Анны Григорьевны была своя квартира. Что, если бы я угодила в подвал, как бедняжка фея? Мне ее так жаль. А я хотя бы могу жить, как хочу, и никто меня не обижает. Интересно, что Анна Григорьевна на меня влияет. Я чувствую, мой характер немного изменился. Мне перешли ее привычки. Даже отдельные воспоминания. Иногда снится, что я, то есть она, на прежней работе. До пенсии Анна Григорьевна была преподавательницей в музыкальной школе. А еще я постепенно освоила этот инструмент. Пальцы помнят, как нужно играть. Просто удивительно. Совсем недавно я подобрала Аверхальмскую мелодию. Одну из баллад Лесного края.

— Надо же.

— Хочешь послушать? Как будто кого-то родного и близкого встречаешь…

Она тяжело поднимается со стула, опираясь на палку, доходит до пианино. Крышку приподнять ей удается не с первого раза, но все-таки удается. Сухие сморщенные пальцы движутся по клавишам. Мелодия звучит сначала неуверенно, но скоро становится более звучной. Знакомая мелодия, протяжная, чуть печальная, напоминающая о временах, когда подвиги древних героев вдохновляли бродячих музыкантов. Люси снова шевелит ушами, но явно не имеет ничего против музыки, которую хозяйка старательно извлекает из черных и цвета слоновой кости (наверное, белые слегка пожелтели от старости) клавиш. Внезапно собачонка вскакивает на своем кресле. Протяжная мелодия резко обрывается, вместо нее клавиши звучат жалобным младенческим плачем…

Ведьма нерешительно касается клавиш снова, но старинной мелодии больше не слышно. Опять звенит жалобный плач, который переходит в крик на самой высокой ноте. Люси вскакивает со своего уютного ложа и заливается пронзительным лаем. Потом начинает подвывать. Честно говоря, вся сцена кажется жуткой и не слишком реальной.

— Что это? — бормочет ведьма, которая наконец-то догадалась отдернуть дрожащую руку от клавиш — Ничего не понимаю…

Я тоже ничего не понимаю, но на ведьму можно воздействовать. Хотя бы попытаться.

— Быстро вспоминай, что случилось до твоего перемещения сюда. Что-то связанное с ребенком. Ну! Не молчи!