— Это все, конечно, прекрасно, — говорила я, — но она у нас недурно устроилась! Поставила на тумбочку фотографию своего пса и вообще, похоже, уезжать никуда не собирается.

— А что за пес? С большим языком, которым так приятно лизать? — поинтересовался Грег.

— Что за мерзость!

— Так погоди, кто там из них кому что делал?

— Господи боже, Грег!

Я готовила куриный суп. На ужин собирались прийти папа и Сэмми, выбравшийся в город. Грег настоял на проведении соревнования по куриному супу. На его взгляд, лучшего случая долго не представится. Мы оба приготовим свои варианты супа, и после дегустации независимые судьи определят, кто же победил. Грег как раз добавлял в свою кастрюлю секретный ингредиент, изо всех сил загораживая ее спиной, словно школьник, которому не хочется, чтобы у него списывал сосед. Пока Грег соблюдал свой еженедельный ритуал — увлеченно рылся в холодильнике, выискивая все просроченные продукты и ожесточенно швыряя их в помойку с точностью, какой позавидовал бы сам Майкл Джордан, — я приклеила на его кастрюлю стикер с надписью «Содержит секретный ингредиент».

Я так и не ответила на эсэмэску Ивана. Мне казалось, словно я стою на распутье в ожидании какого-нибудь мудреца, который направит меня в нужную сторону. Конечно, мне не нужен библейский старец с развевающейся серебряной бородой, чтобы разобраться, что такое хорошо, а что такое плохо. Но мне так надоела моя собственная жизнь — работа, да и я сама тоже. Я так жаждала какого-нибудь приключения и так боялась, что упущу последний в жизни шанс. Я понимала, что по сравнению с другими у меня жизнь вполне даже ничего, но мне все равно хотелось большего. Кроме того, было бы невежливо с моей стороны вообще ничего не написать в ответ. Например, «возможно, встретимся как-нибудь еще на одной из вечеринок Лиззи». А что, вполне дружелюбно и любезно, и никаких там интимных намеков. Я уже собралась отправить такое сообщение, как вдруг в меня вселился дьявол и моими же пальцами набрал: «Я тоже все время о тебе думаю и тоже хочу тебя увидеть».

— Ты не говорила, что Лу с Джеймсом расстались, — сказал вдруг Грег.

Я подпрыгнула и виновато убрала палец с кнопки «отправить».

— Забыла. А ты откуда узнал?

— Наткнулся на Джеймса в парке. Он был с девушкой, которую представил мне как свою новую подругу.

Это как-то чересчур для временного расставания.

— Как?! Мужчина оставил жену ради молоденькой девушки?! Боже мой, ну надо же! Никогда о таком не слышала, — съязвила я.

(Готова признать, что с сарказмом я переборщила, особенно учитывая, что только что чуть не отослала эквивалент любовного письма двадцать первого века чужому мужчине.)

— Странно, а мне казалось, они так счастливы, — пробормотал Грег.

— А что насчет нас? Мы — счастливы? — поинтересовалась я.

— Мм, конечно счастливы. И куда я спрятал чайные пакетики?

Грег стоял с закрытыми глазами, словно участник телевизионной игры, пытающийся угадать, какие призы проплывают мимо него на ленте конвейера.

— Ну конечно, ведро для швабры! — воскликнул он и, безумно довольный собой, отправился за чаем.

Прелестно, не правда ли, но после семнадцати лет все же немного раздражает.

На кухню вошли Беа и Зузи, с ног до головы залитые посткоитальным румянцем.

— Мы останемся на ужин и соревнование, — сообщила Беа, — а потом я отвезу мою Зузи в клуб в Лондон.

Я нерешительно кивнула. Долгие годы занятий психотерапией доказали, что у меня проблемы с соблюдением субординации, но вот что с ней делать, я так до сих пор и не знаю. Если в профессиональном плане у меня более-менее получается выдерживать дистанцию, то в личном все мои попытки примерно так же эффективны, как пояс верности со сломанным замком.

— Отлично, — обрадовался Грег, — чем больше народу, тем лучше. Мне нужны беспристрастные дегустаторы, а не кровные родственники Хло, которые будут ей подсуживать.

Китти, опять пропускающая занятия из-за простуды, сидела в углу с Дженет, пытаясь ее накормить.

— Мы с Лео тебе такие же кровные родственники, как и маме, — заметила она.

Китти встала, изящным движением открыла шкаф со столовыми принадлежностями и начала накрывать на стол. Она унаследовала от бабушки ген выпендрежности. Самые простые действия превращаются у нее в спектакль; умывание и чистка зубов становятся балетным представлением о прекрасной юной принцессе, которая проснулась, потянулась, мило потерла глазки и отправилась в ванную. Ужимки и танцы часто вытесняют непосредственно действия, так что большинство обязанностей Китти исполняет весьма небрежно.

На днях я смотрела, как она выступает в школьном балете, и щеки у меня быстро стали мокрыми от слез. Нет, я не деликатно промокала глаза платочком, я ревела как белуга. Со мной всегда такое происходит во время выступлений детей, и я никогда не могла понять, почему другие мамаши не рыдают. Лео, выступивший в рождественском школьном спектакле в роли третьего пастуха слева, лишил меня шести платков. Есть что-то невыносимо прекрасное в том, чтобы наблюдать за своим ребенком, играющим на сцене совершенно самостоятельно, отдельно от тебя. Любуясь Китти, я плакала оттого, что она так талантлива, восхищаясь и удивляясь, как ей удается делать что-то, на что я не способна. И хотя каждый из нас — личность, помимо этого мы — суммы личностей своих предков, ответ на уравнение, которое они составили. В Китти собрался танцевальный талант всех предков нашей семьи. Понадобилось несколько поколений, оттачивавших это мастерство, чтобы в конце концов оно воплотилось в моей дочери так полно и ярко. Если бы моя мама видела, как танцует Китти, она бы очень ею гордилась. А я видела в повороте головы и взмахе руки Китти проблески дара своей матери.

— Батман фраппе, па-де-бурре, — бормотала Китти, расставляя в танце посуду.

— Ну, Зузи, как продвигаются поиски работы? — спросила я бодрым тоном человека, которому совершенно наплевать на ответ.

— Хорошо, я уже нашла работу в ресторане.

— Прекрасно. Комнату они тебе тоже дали?

— Нет, я предпочитаю остаться с моей Беа. Она говорит, это делает ее счастливой, а если она счастлива, то и вы счастливы, и ваша семья счастлива, — улыбнулась Зузи и, взглянув на Беа, кокетливо добавила: — И, конечно, я счастлива.

Беа твердо глядела мне в глаза, вынуждая хоть как-то ответить на эту тираду.

— Вы хотите, чтобы ваша Беа улыбалась или плакала? — спросила она, излишне подчеркнуто улыбнулась, а потом картинно скорчила недовольную мину.

Выглядела она теперь совсем по-другому. Сплошные сросшиеся брови она проредила пинцетом, несомненно чтобы угодить своей Зузи. Кроме того, надела галстук, видимо чтобы показать, кто в их паре выполняет роль мужчины. (И почему некоторым лесбиянкам просто необходимо изображать из себя мужчин? И зачем их партнершам это нужно? Если бы Зузи возжелала общения с мужчиной, их бы тут же слетелась целая стая.)