Я вижу, как ее темп ускоряется. Она сжимает вибратор, ее дыхание учащается. Грудь порозовела, соски выбиваются сквозь тонкий материал бюстгальтера.

Я убираю вибратор.

— Нет! — выдыхает она, слепо оглядываясь вокруг.

— Теперь скажи мне код безопасности в доме твоих родителей.

Она закрывает рот, упрямо качая головой.

— Ни за что, блять.

Я хватаю ее за правую грудь, сильно сжимаю, выкручивая сосок.

— Ответь мне.

— Ай! Пошел ты! Нет! — кричит она.

Я провожу рукой вниз по передней части ее трусиков, чувствуя сильный жар ее киски, она стала влажной и скользкой. Ее клитор набух и пульсирует, мои пальцы легко скользят по ее складочкам.

Ее колени подгибаются, и она прислоняется к моему плечу, задыхаясь и стараясь не просить о большем.

— Скажи, — шепчу я ей на ухо. — Я не причиню им вреда. Просто хочу осмотреть его офис. Его даже не будет дома…

— Я не могу, — бормочет Клэр.

Я потираю пальцами взад и вперед по ее клитору, чувствуя, как ее сердце колотится о мой торс, слыша ее отчаянное пыхтение.

— Скажи, — приказываю я.

— Обещай не причинять им вреда…

— Я же сказал. Их даже не будет дома.

— Сорок семь, девятнадцать, — выдыхает Клэр.

— Очень хорошо, — ухмыляюсь я.

— Теперь, пожалуйста… пожалуйста… — она тяжело дышит.

— Умоляй меня разрешить тебе кончить.

— Пожалуйста, заставь меня кончить, Константин!

Я снова прижимаю вибратор к ней. Двигаю медленными кругами вокруг ее клитора, позволяя оргазму нарастать. Затем нажимаю на нужное место, пока все ее тело не начинает трястись, она кричит до хрипоты, как я и обещал.

Я наблюдаю, как волны удовольствия захлестывают ее.

Как только она падает, безвольно повиснув на путах, я даю ей короткую передышку. Минуту или две любуюсь свечением ее кожи, тем, как она слегка розовеет, как цветущая вишня.

Я срываю с ее глаз повязку.

— Еще один вопрос, Клэр. Ты уже отвечала на него раньше, но я хочу, чтобы ты посмотрела мне в глаза и ответила сейчас. Гребаную правду.

Она медленно поднимает голову и встречается со мной взглядом, выражение ее лица ошеломленное и расфокусированное, одурманенное удовольствием.

— Кто послал тебя встретиться со мной?

— Никто, — бормочет Клэр. — Это просто… они назначили мне группу заключенных. Твое досье было первым.

— Хм, — говорю я, не показывая, что поверил.

Я снова прижимаю вибратор к ее клитору, поставив мощность на максимум.

— Нет! — выдыхает она. — Это слишком!

Это еще не слишком.

Она снова кончает, безжалостно и беспомощно, все ее тело сотрясается, как будто она пристегнута к электрическому стулу.

Я не останавливаюсь, пока она не кончает еще три раза. Она умоляет меня остановиться со слезами, текущими по щекам.

Только когда она полностью измучена, вялая и беспомощная, как новорожденный младенец, я расстегиваю путы и кладу ее поперек кровати.

Глава 8

Клэр

Я просыпаюсь от комы, вызванной сексом. Я даже не знала, что это такое.

Комната затемненная, роскошная, пропитанная сладким, соблазнительным запахом секса. Мне требуется мгновение, чтобы вспомнить, где я нахожусь, и когда все возвращается ко мне, я рывком поднимаюсь. Но не могу пошевелиться. Мои запястья в наручниках, ноги разведены в стороны и закреплены… чем-то вроде перекладины.

Я никогда не увлекалась ничем подобным. Я никогда в жизни не видела ничего подобного.

И все же…

Я облизываю губы и вспоминаю вкус его рта, вкус лаймовой водки на наших губах. Я делаю хриплый вдох и стараюсь не шевелиться.

Нужно понять, где мой похититель. Мне нужно подготовиться к тому, что он сделает со мной дальше.

Мысленно оцениваю свое тело.

Я слаба от того, что он сделал со мной, но не ранена. Смотрю вниз, наполовину ожидая синяков или доказательств того, что он сделал, но ничего.

Закрываю глаза и слушаю. Звук льющейся воды, затем сильный русский акцент Константина. Я оглядываю комнату, пока мои глаза привыкают к темноте. Полоска желтого света выглядывает из-за дверного косяка.

Когда он входит в комнату, его глаза встречаются с моими. Он принял душ, на нем только полотенце вокруг талии. Я пристально смотрю. Никогда не видела такого мужчину, как он, обнаженным. Никогда.

Он огромный, но, кажется, на нем нет ни грамма жира. Крепкая мускулистая шея, плечи такие сильные, что я представляю, как он может отжиматься со мной на спине. Помню, как он взял меня под мышку и понес, как ребенка. Татуировки струятся по его шее, плечам, рукам, и когда он поворачивается к столу с чайником в руках, я вижу, что его спина тоже покрыта татуировками.

Полотенце плотно облегает стройную талию.

Он произносит что-то по-русски, затем вешает трубку.

— Итак, ты проснулась, маленькая птичка. Готовы к нашему следующему допросу?

Что-то подсказывает мне, что наша следующая «дискуссия» будет вместе с предметами, лежащими на столах и полках — хлысты, цепи, какие-то кожаные нити и маски.

— Нет.

Его низкий, мрачный смешок заставляет меня дрожать в предвкушении того, что он сделает дальше. Он не удивлен и не рад. Зачем тогда смеяться? Интересно, это звук обезумевшего человека?

Он ставит чайник на стол, отбросив полотенце, тянется за чистым комплектом одежды. Я наблюдаю, с беззастенчивым благоговением рассматривая каждый мускулистый, точеный дюйм его тела, прежде чем он оденется.

— Нет? — он качает головой, включая чайник. На столе стоит серебряный поднос, которого я раньше не видела. У меня слюнки текут. Боже, я умираю с голоду. — Разве ты еще не поняла, что с тобой случится, если ты ослушаешься?

Ослушаюсь? Он что, бредит? С чего он взял, что со мной можно так разговаривать?

Да, он похитил меня, связал, потащил в этот клуб и довел до оргазма, когда я умоляла его остановиться.

На данный момент он обращается со мной так, будто я принадлежу ему. Может быть, он думает, что это действительно так.

Он ведет образ жизни, столь чуждый мне, и я имею в виду не только Братву. Я не знаю, чего ожидать.

Мне это не нравится.

— Голодна, маленькая птичка?

Желудок урчит, как будто хочет предать меня.

Когда я вспоминаю, как он давал мне попить… решаю, что, возможно, в конце концов, я не так уж и голодна. Я отворачиваюсь и не отвечаю, но ему это не нравится. В следующее мгновение кровать скрипит, прогибаясь под его весом, и его пальцы обхватывают мою челюсть.

— Тебе не мешало бы помнить свое место, Клэр, — говорит он своим глубоким голосом с оттенком русского акцента, который у меня всегда ассоциируется с опасностью. — Если ты ослушаешься, я накажу тебя. И я не всегда буду так добр,