Слышу голоса. Закрываю глаза, концентрируясь. Если эти голоса принадлежат полиции… Если нас остановили… Мне придется использовать оставшиеся силы и орать изо всех сил.

Мое сердце замирает, когда я слышу гортанный русский. Константин звучит почти… дружелюбно.

Зашибись.

Мы снова едем. У меня хрустит шея, а запястья болят от наручников.

— Едь по туннелю, — он разговаривает с водителем.

На минуту я почти рада, что заперта тут, потому что туннели пугают меня еще больше, чем тесные помещения. Я представляю себя в другом месте. Где угодно, только не здесь.

Мы быстро останавливаемся, и моя голова ударяется о стену.

Снова голос. Резкий, злой, затем смех, от которого у меня учащается пульс. Мы с грохотом продвигаемся вперед, вероятно, все еще в туннеле. В Пустоши не так уж много туннелей.

Он использует туннель только чтобы избежать слежки и спрятаться.

Время тянется так медленно, что я едва могу дышать.

Наконец-то мы подъезжаем куда-то. Снова голоса, еще какой-то стук. Я слышу голос Константина.

Вслушиваюсь изо всех сил, но ничего не могу разобрать между приглушенными звуками и сильным русским акцентом. Я вздрагиваю, когда панель надо мной со скрежетом открывается. Моргаю от слепящего света.

— Давай, — Константин тянется ко мне. Я подавляю всхлип. Его мясистые кулаки сжимаются вокруг моего предплечья. Он вытаскивает меня из грузовика. Мои ноги касаются земли, шатаются, и я чувствую, что вот-вот упаду. Он вытаскивает нож из сапога, разрезает путы на моих коленях и лодыжках, затем ловит меня, когда я спотыкаюсь.

Я хочу проклясть его, но у меня все еще во рту кляп. Похоже, он не планирует снимать его в ближайшее время. Тем не менее, я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить свои нервы. Приятно снова дышать свежим воздухом, но я не успокоилась.

Мои глаза еще не привыкли к освещению, поэтому сначала я не замечаю других мужчин, пока один из них не заговаривает. Я поднимаю глаза и подавляю шок.

Мы находимся на старом, заброшенном складе, который, скорее всего, находится в Пустоши.

Нет… не склад. Скотобойня. С потолка свисают огромные крюки для мяса, а бетонный пол залит кровью. Через разбитые окна я вижу ржавую сетчатую изгородь, окружающую загоны снаружи. Мой взгляд останавливается на залитом кровью полу.

Мне не нравится думать о том, чья это может быть кровь.

Когда мои глаза привыкли к свету, я подавляю еще один вздох. Вокруг стоят десятки мужчин. Большие, громоздкие, татуированные мужики, некоторые размахивают ножами, а другие — пистолетами. Некоторые в бронежилетах с пистолетами в кобуре. Они стоят небольшими группами, одетые в выцветшую одежду и капюшоны, как будто для того, чтобы быстро сбежать или при необходимости скрыть свою личность.

Одна вещь мне совершенно ясна. Они здесь не просто так, и они недовольны тем, что я с Константином. Они бросают в мою сторону яростные взгляды, и если бы Константин не стоял рядом со мной, я была бы мертва или еще хуже. Некоторые из них были бы счастливы изнасиловать меня задолго до того, как прикончить.

Константин говорит по-русски, слов я не понимаю, но слышу свое имя. Он произносит имя моего отца.

Нет. О боже. Если они поймут, кто я… так и происходит. По выражению их глаз я понимаю, что, вероятно, у половины из них была стычка с моим отцом, и они не расстались друзьями.

Кружится голова от страха. Мой взгляд останавливается на металлическом столе. Я отвожу взгляд. Представляю, для чего они использовали этот стол, когда здесь была скотобойня. И могу себе представить, для чего они его используют сейчас.

Я оглядываюсь на Константина, когда понимаю, что он снова говорит по-английски. Для моей пользы? Но нет, не все мужчины здесь русские. По какой-то причине он хочет, чтобы я это услышала.

— Никто не тронет Клэр. Она нужна для моих целей. Я хочу, чтобы ее отец знал, что я забрал ее, и он ответит за то, что сделал.

Что сделал мой отец?

— Все ясно?

Крупный мужчина с длинными седеющими волосами подходит к Константину и заключает его в огромные медвежьи объятия, а затем хлопает его по спине так сильно, что я вздрагиваю.

— С возвращением, брат.

Константин обнимает его в ответ яростным, мужественным объятием, от которого у меня неожиданно встает комок в горле. Он как будто военнопленный, вернувшийся домой. Все вокруг приветствуют друг друга, и кто-то достает ящик пива. Они открывают крышки, радостно ударяя банками друг о друга, и пиво с пеной выплескивается на пол. Константин закрывает глаза, запрокидывает голову и яростно глотает, как будто умирает от жажды. Я полагаю, что это его первая выпивка за долгое время.

— Петров в Яме, — говорит Константину худощавый светловолосый русский мужчина. — Он не пускал туда ирландцев с тех пор, как тебя посадили.

— Да, брат, — говорит сзади мужчина с бритой головой. — Мы все, блять, знали, что тебя подставили. Все, кроме ирландцев, знали это.

Он сказал им, что его подставили?

Это первый раз, когда я задумалась о том факте, что он, возможно, не сделал того, за что отсидел срок. И он думает, что каким-то образом… мой отец… виноват.

Плотный темноволосый мужчина с татуировками по всей коже, выходит вперед толпы.

— Тебя зовут Клэр, — говорит он, хмурясь. — Связана с Валенсией?

Я неуверенно киваю.

Он качает головой из стороны в сторону, его глаза сузились до щелочек.

— Ты, блять, знаешь, кто твой отец, сука?

Константин напрягается рядом со мной, его хватка на моей руке болезненно крепкая.

Я не отвечаю. Не дышу.

Мужчина делает шаг ко мне. Я никогда раньше не видела такой ярости в чьих-либо глазах.

— Твой отец убил моего брата.

Что?

Мой отец никого не убивал. Я не могу ответить или защитить его честь из-за кляпа, но отвожу взгляд. С ворчанием он поднимает руку, делает шаг ко мне, и я вздрагиваю, приготовившись к удару. Константин разворачивается и прижимает меня к себе, вставая между мной и кулаком другого мужчины.

— Тронь ее, и ты потеряешь свою гребаную руку.

Другой мужчина отступает.

— Она моя, ее можно использовать. Хочешь добраться до Валенсии? Он будет искать свою гребаную дочь, — наступает напряженная тишина, затем седовласый мужчина разражается лающим смехом. Человек, который угрожал мне, качает головой и уходит. Вдалеке я замечаю молодого мужчину с широко раскрытыми, пустыми глазами, наблюдающего за мной. Я смотрю на него, пока он не отворачивается.

Константин допивает свое пиво, как будто у него обеденный перерыв, сминает банку, затем бросает ее в