слишком узнаваем — ему придется еще немного попылиться на складе.

Клэр прижалась к двери, ее рот разорван кляпом, большие карие глаза завязаны. Она выглядит такой беспомощной и уязвимой. Мой член — это железный прут, спускающийся по штанине этой отвратительной униформы.

Я въезжаю в самое сердце Пустоши — Уоррен. Самая густонаселенная, жестокая, разрушенная часть города, куда даже копы боятся заходить. Где гудят и мигают древние неоновые вывески, где заколоченных окон больше, чем стекол, где у половины предприятий вход через переулок.…

«Империя» снаружи выглядит не более чем старинный отель, фасад выветрился, ступени потрескались.

Внутри есть все, что мне нужно…

Я паркуюсь, подхожу к двери Клэр, как джентльмен, которым я и являюсь. Рывком открываю ее, ловя ее за руку, прежде чем она успевает выпасть на бетон.

Ее ноги так сильно дрожат, что она едва может стоять. Я опускаю повязку с глаз, чтобы она могла идти, не спотыкаясь.

— Если пообещаешь держать рот на замке, я вытащу кляп, — говорю я ей.

Мгновение она пристально смотрит на меня, в ее темных глазах горит непокорность. Затем она медленно кивает.

Я вытаскиваю ткань у нее из зубов. Она гримасничает, как будто хочет укусить меня.

— Где мы? — требует она.

— Ты никогда не была здесь раньше? — говорю я, прекрасно зная, что не была. Нет никаких шансов, что нога Клэр ступала на улицы Уоррена. — Думаю, тебе это место покажется невероятно… образовательным.

Крепко взяв ее за руку, я веду ее через черный ход.

Вышибала кивает мне в знак признания.

— Рад, что вы вернулись, мистер Рогов, — говорит он.

Он и глазом не моргнул при виде того, как я веду женщину в клуб со связанными руками. Это определенно мелочь по сравнению с тем, что он видит тут.

Войти в «Империю» — все равно что попасть в другой мир.

Свет слабый и фиолетового оттенка, исходит вверх от плинтусов. Толстый ковер, бархатная мебель и стены, оклеенные темными обоями, создают ощущение тишины, как в обитых войлоком комнатах сумасшедшего дома. Глухой ритм музыки пульсирует, как сердцебиение.

Даже в этот ранний час «Империя» переполнена. Это самый популярный секс-клуб Пустоши. Каждый час дня одинокие, возбужденные и развратные ищут облегчения в своих самых запретных фантазиях.

На главной сцене три сногсшибательные блондинки вместе принимают ванну. Одна из девушек растянулась в воде, ее ноги раздвинуты, колени перегибаются через край ванны, ступни свисают по обе стороны, вода из крана хлещет прямо на ее обнаженную киску.

Вторая блондинка стоит на коленях рядом с ванной, посасывая пальцы ног первой девушки.

Третья блондинка взгромоздилась на бортик, намыливая свои экстравагантно пропорциональные груди на радость мужчинам, сидящим прямо вокруг сцены.

Клэр смотрит на шоу широко раскрытыми глазами, затем снова на меня. Не нужно быть гением, чтобы понять: ей интересно, что я запланировал.

— Хотите выпить? — спрашивает нас официантка.

Официантка одета в фетишистское снаряжение — сложная сбруя из кожаных ремешков вокруг полностью обнаженной груди. У нее проколоты соски, а также бровь, нос, нижняя губа и язык.

— Я выпью стопочку, — говорю я. — Она будет то же самое, с лаймом и содовой. Принеси в нашу комнату.

Официантка кивает, неторопливо удаляясь на своих восьмидюймовых каблуках.

Клэр смотрит на меня как на сумасшедшого.

— Я не хочу пить, — говорит она.

— Тебе понадобится одна рюмочка, — сообщаю я ей.

— Какого хрена ты меня сюда притащил? — шипит она на меня, ее глаза бегают по посетителям, сидящим в своих кабинках, некоторые уже на пути к удовлетворению, полуголые шлюхи корчатся на коленях влиятельных мужчин — и на женщинах тоже.

Девушки гоу-гоу танцуют в клетках. Бармены в стрингах. Клэр не единственная, у кого связаны руки.

Я наслаждаюсь ее дискомфортом. И еще больше наслаждаюсь проблеском любопытства, которое она не может полностью скрыть.

— Мы здесь, чтобы немного поболтать, — говорю я Клэр, мои пальцы впиваются в ее руку. — Пока что я не могу зарегистрироваться ни в одном отеле.

— Папа найдет меня, — рычит Клэр, пытаясь вырвать свою руку из моей хватки.

— О, я тоже этого хочу, — рявкаю я ей в ответ. — Но не сейчас.

Я тащу ее наверх, в отдельный номер на самом верхнем этаже.

Я уже пользовался этой комнатой раньше, только с профи. А не с девушками для… личных целей.

У меня всегда были определенные склонности.

Вот почему никогда не было серьезных отношений до Рокси.

Я не люблю целоваться, не люблю обниматься, не люблю шептать нежные слова в темноте.

Что мне нравится, так это полное послушание. Полный контроль. Самый простой способ получить именно то, что я хочу, — заплатить за это.

Я предпочитаю профессионалов. Женщин, которые жеманятся и позируют для моего внимания в повседневной жизни, понятия не имеют, как доставить мне удовольствие.

Но Клэр… Клэр — это нечто другое.

Она была защищена от подобного, это очевидно. Заманчиво познакомить ее с миром за пределами белых заборов из штакетника.

Я видел, как она реагирует, когда я отдаю ей приказ. Она хочет сопротивляться, но не может. Когда я прикасаюсь к ней, неважно, насколько грубо, ее зрачки расширяются, кожа краснеет, бедра дрожат.

Она может сказать себе, что ненавидит меня, что она в ужасе.

Но правда в том, что… ей это чертовски нравится.

И здесь есть все инструменты, которые мне нужны, чтобы заставить петь эту маленькую птичку.

Номер большой и величественный, выдержанный в том же древнем, богато украшенном стиле, что и остальная часть клуба. Кровать с малиновым балдахином. Плотные шторы не пропускают ни малейшего проблеска дневного света, а толстые ковры приглушают потертые деревянные половицы. Здесь, наверху, свет имеет красноватый оттенок, смягчаемый старомодными абажурами.

— Садись, — говорю я Клэр, кивая в сторону кровати.

Она настороженно смотрит на матрас.

— Сядь, — рявкаю я.

Ее колени сгибаются без сознательной мысли. Она опускается на край кровати, ее связанные руки лежат на коленях.

Я отворачиваюсь, чтобы скрыть улыбку.

Легкий стук в дверь сигнализирует о приходе официантки. Я беру напитки с ее подноса и запираю дверь.

Клэр вздрагивает от звука поворачивающегося засова.

— Послушай, — начинает она всхлипывать. — Я уже говорила тебе, что понятия не имею ни о какой вражде между тобой и моим отцом. Он мне ничего не говорит, мы не близки. На самом деле, я думаю, что он отчасти презирает меня… если ты думаешь, что он заплатит выкуп…

— Тихо, — говорю я.

Она замолкает, ее горло судорожно сжимается, когда она сглатывает.

Я подношу ей напитки.

— Хочешь пить? — тихо говорю я.

Я знаю, что хочет.

Адреналин обезвоживает, как ничто другое. Я