– Он не умел говорить. Он был собакой, Мартин.

– Что?

– Ты не в курсе, кто он такой? Это животное, его зовуткханнан! У геддаров они вроде наших собак, разве что чуть смышлёнее, умеютпользоваться предметами. Ключники позволяют брать с собой приручённых животных,вот геддары и притащили кханнанов на Библиотеку. На сухих мирах им не выжить, аздесь – раздолье… и рыбу ловить помогают, и с детьми играют…

Опомнившись, Мартин убрал руки от оружия. Пробормотал:

– Извини… я…

– Решил, что злой директор посёлка Клим убил девочку чужимируками… ластами. – Клим сплюнул в воду. – Ладно, забыли. Мы не смогли бы егодопросить, Мартин.

Мартин посмотрел на островок, где столпились вокругнеподвижной Ирочки жители. И побежал к ним – сам не понимая зачем.

Перед ним расступились. Девушка была ещё жива, но умирала.Камни под ней были в крови, глаза смотрели сонно и пусто. Она дышала ртом, изкоторого всё так же струилась кровь, во рту девушки Мартин с ужасом увиделострый конец шипа, пронзивший насквозь язык. Он присел, коснулся лба Ирины внелепой попытке хоть как-то умерить её смертный страх.

Но страха в глазах не было, только досада и подступающий сон– самый последний и самый крепкий.

– Пошли вон! – заорал кто-то над ухом, отгоняялюбопытствующих детей. А Ирина попыталась что-то сказать… конечно же, это невышло. На исказившемся болью лице появилось какое-то предельное, свирепоеупрямство, и Мартин почувствовал слабое касание её руки. Посмотрел на ладонидевушки – те медленно, упорно, складывали букву за буквой.

Она успела произнести шесть букв и одну цифру, прежде чемруки отказались ей служить, а дыхание остановилось.

Мартин прижался ухом к груди, пытаясь услышать сердце. ТелоИрины было тёплым и упругим, молодое, здоровое, красивое тело, и это казалосьтакой чудовищной нелепостью и несправедливостью, что Мартин отпрянул от неёбудто ошпаренный.

Ирина Полушкина, семнадцати лет, будущая гордость земнойлингвистики, была мертва.

Подошёл Клим, постоял, глядя на Ирину. Сказал:

– Кханнан метнул заточенный рыбий хребет. Очень твёрдаякость, мы сами её используем для поделок…

– И он мог сам сделать дротик? – спросил Мартин, так и стояна коленях рядом с мёртвой девушкой.

– Легко. Ласты кханнана очень ловкие, на концах делятся нарудиментарные пальцы. Рыбу сожрал, хребет обточил о камни. Через тысячи лет этобудет разумная раса… наверное.

– Зачем? – Мартин посмотрел на Клима. Обвёл взглядом мрачнуюмолчаливую толпу. – Эти твари нападают на людей?

Клим покачал головой:

– Никогда такого не было. Никогда. Но несколько кханнановпотерялись или убежали… они могли одичать…

– И напасть на девушку, стоящую в толпе людей? – Мартинзасмеялся бы, не будь всё так трагично. – Клим, он вёл себя как наёмный убийца…или как науськанный пёс… не важно. Его кто-то послал!

Клим только развёл руками. Пробормотал:

– Пусть нас называют фашистами, но отныне мы будем убиватьлюбого кханнана, приблизившегося к посёлку…

Мартин встал. Ему было безумно жалко девчонку. Ещё никогда сним не случалось такого чудовищного фиаско.

– Мы похороним тело, – сказал Клим. – У нас есть для этогоспециальный канал… тут иначе нельзя, Мартин…

Мартин кивнул. Клим помялся и добавил:

– Обычно мы делим одежду и вещи умерших между собой,всё-таки ресурсов не хватает, но если ты хочешь забрать их…

– Я посмотрю её вещи, – сказал Мартин. – Возьму что-нибудьдля родителей, а остальное… – Он посмотрел на босые ноги топчущейся рядоминдианки. Продолжил: – Я понимаю. Поступайте согласно своим обычаям.

Смотреть на то, как люди, пусть даже искренне переживающиесмерть Ирочки, станут её раздевать, Мартину не хотелось. А ещё большееотвращение внушала мысль, что это красивое тело, ещё четверть часа назадвызывавшее у всех мужчин вполне одинаковые эмоции, будет сейчас беззастенчивообнажено. Его щека ещё помнила тепло девичьей груди, шокирующее тепло мёртвоготела.

Мартин отошёл в сторону, но не выдержал – обернулся.

Слава Богу, мужчины от Иры отошли. Остались только женщины,собравшиеся в тесный кружок. Они возились недолго – мелькнули в чьих-то рукахшорты цвета хаки, беленькие трусики, выскользнула из толпы женщина сокровавленной футболкой – и стала торопливо полоскать её в воде канала.

В голове проплыла вялая мысль, что есть в этом дележеимущества что-то от каннибализма, но Мартин слишком хорошо понимал, как трудновыжить и сохранить человеческий облик на чужой планете. Он отвернулся, присел уканала, с остервенением стал мыть руки и лицо, оттирая пучком водорослей дажене кровь – само воспоминание о живом и мёртвом тепле на своей коже.

– Мартин. – К нему подошла индианка. Уже в кроссовках.Протянула на мокрой ладони жетон путешественника и цепочку с маленькимсеребряным крестиком. – Это надо вернуть родителям.

– Нет, в этом надо похоронить… – начал было Мартин, глядя накрестик, но замолчал. – А, ладно. Спасибо.

– Не сердитесь на нас, – сказала индианка.

– Я не сержусь, – ответил Мартин.

Вслед за индианкой подошёл Клим. Сел рядом, печальнопосмотрел на Мартина. Спросил:

– Она хоть что-нибудь сказала?

Мартин сбросил рюкзак, полез в боковой карман за мылом.Покачал головой:

– Ни единого звука.

В Столицу Мартин вернулся после наступления темноты. Помогалмаяк – непрерывные вспышки хоть и раздражали, однако давали ориентир. Нелегко,наверное, засыпать в палатке под разноцветные всполохи… но к чему только непривыкнешь. Да и был от маяка ещё один прок, который Мартин оценил, лишьподойдя к палаточному городу, – маяк заменял фонари. Приноровившись, можно быловполне сносно передвигаться в ритме красно-зелёно-белого стробоскопа. Экономитьбатарейки не требовалось, но Мартин погасил фонарик, чтобы не выделяться.

Ночью посёлок казался куда более обитаемым, чем днём.Скользили между палатками тени тех Чужих, которые от природы вели ночной образжизни, да и многие люди, похоже, предпочитали спать в жаркие дневные часы. Нанебольшом островке, где все обелиски были безжалостно снесены, Мартин увиделсамую настоящую дискотеку. Гремел проигрыватель, танцевала молодёжь – и люди, инелюди. Ломаные движения, резкий ритм и вспышки маяка сливались в диковатую, нозавораживающую сцену.

Мартин постоял, наблюдая за танцующими, потом двинулсядальше.