Короче, сегодня был их, Спартака и Жорки, последний день воЛьвове и первый – совершенно свободный. Свободный вплоть до завтрашнихшестнадцати ноль-ноль. А в восемнадцать ноль-ноль – поезд до Ленинграда, аоттуда – на попутке в полк... И все, командировке конец.

Между прочим, вот вам еще одно преимущество лейтенантскоймолодости. Кого первым делом отправляют в командировки? Молодых и неженатых,конечно. Так, глядишь, везде и побываешь, куда раньше только собирался. ВесьСоюз можно посмотреть. Здорово!

Набродившись по Львову, они присели за столик уличного кафе.Заведение располагалось на краю какой-то старинной площади, точно напротивстаринной часовни, и они с Жоркой от нечего делать (то есть когда в обозримойблизости не проплывает легкой походкой стройненькая чаровница) разглядывалирельефы на ее стенах – святые, библейские сцены, львиные морды, горгульи. «А изкруглого чердачного окна, обрамленного каменным венком, пулеметным огнем можнонакрыть всю площадь», – отчего-то пришло на ум Спартаку.

Хотелось дернуть холодного пивка – вон как соблазнительнотянут за соседним столиком. Но на улице этим заниматься не стоило, патрулей поЛьвову разгуливает превеликое множество, у них сегодня уже трижды проверялидокументы, кои, разумеется, находятся в полнейшем порядке. Посему онитихо-мирно потягивали газировку с сиропом.

– Симпатичный городишко, – сказал Жорка Игошев.

Спартак авторитетно кивнул и напомнил, закинув руки заголову:

– Ну и что там у тебя с аэроклубом?

– А, ну да, – спохватился Жорка. – Короче, однаждыпросят меня залить масло в ероплан под названием «Р-5». А я что? Не впервой.Беру ведро, беру воронку с капота ероплана, подкатываю бочку. Заливаю.Докладываю: мол, все в ажуре, не извольте беспокоиться. Молодец, говорят. Анаутро... Прихожу в ангар, а там техник стоит, воронку мою, черную изнутрипочему-то, нюхает и очень нехорошо глаза выпучивает. Ты, говорит, паршивец, чтозалил? Как что, говорю, масло, как приказывали! А он: ты, сволочьвредительская, откуда масло брал? И прямо-таки закипает, как чайник. Что значит– откуда, говорю, вон из той бочки. И очухиваюсь уже на полу ангара, в затылкетрещит, круги перед глазами... Это он меня, оказывается, по черепу треснул всердцах... Потому что я, оказывается, отработку залил.

Спартак усмехнулся. Ну да, залить отработанное масло в мотор– это сильно.

Жорка на его усмешку посмотрел косо – мол, не фиг ржать,ничего смешного я не говорю... а потом и сам растянул губы в ухмылке.

– Да и это еще не все, – продолжал он. – Очухалсяя, а вокруг уже инженер, механик, еще какие-то люди... Спрашивают хором: и кудаж, мил-человек, ты масло залил-то? Сюда вот, честно отвечаю, в желтую трубку. Амне опять – бац! – по затылку. Потому что желтый – это цвет бензосистемы.

Спартак уже откровенно хохотнул. За соседними столикамистали на них оглядываться.

– Ну и что?

– Ну и ничего. Мотор теперь дней пять перебирать придется. Иведут меня чуть ли не под конвоем к начальнику аэроклуба... А начальником унас, надо сказать, был некто Кучин Илья Михайлович. А я, когда только вэтот аэроклуб пришел, отыскал его брошюрку в библиотеке – что-то там проособенности парашютных прыжков в условиях ограниченной видимости. Прочитал –думаю, познакомлюсь с ним лично, так и блесну интеллектом. Но, вишь ты, до сихпор познакомиться не удавалось: где я – а где он... И надо же, приводят меня кнему под белы ручки: вот, дескать, вредитель и аглицкий шпион, машины портиттолько так, гаденыш, ставленник мирового империализьма. Кучин начинаетналиваться багрянцем, а я ему так несмело: «А ведь мы знакомы, Илья Михалыч...»Он оторопевает: как так? А вот так, говорю, книгу вашучитал-перечитывал-зачитывался, очен-но мудрый и полезный для Советской странытруд получился. И вижу, товарищ Кучин прям расцветает. Тает прям на глазах иплывет. А ну-ка, говорит, расскажи мне про особенности парашютирования ночью,да в тумане, да с предельно низких высот. И я ему по полной, как по писаному:глава третья, раздел четвертый: то-то, так-то и эдак-то. И смотрю на него собожанием. Прогнал, значит, он конвоиров моих, за стол усадил, расспрашиватьначал. Хочешь, говорит, летчиком быть? Я ему: больше жизни хочу. А что, ивправду хотел... Ладно, грит, пособлю. И тут же при мне звонит в Ейск, в Школуморских летчиков: есть, мол, для тебя, Петр Семеныч, кандидатура весьмаподходящая, слово красного командира, не подведет... Во. Так я, собственно, ипопал в летуны...

Спартак уважительно покивал. Бывает и не такое.

Отчего-то самому вспомнилась медкомиссия, которую онпроходил перед поступлением в курсанты.

Военврач Шаталов, конечно, помог своей рекомендацией – нозавалить Спартака хмурые коновалы могли ничуть не хуже, чем ежели бы он пришелс улицы. И ведь заваливали! Вместе с ним в приемной медкомиссии толпилисьдесятки парней – не в пример Спартаку мускулистее, подтянутее и, чего уж грехатаить, симпатичнее. Совсем как на плакатах ОСОАВИАХИМ. И Спартак с тоскойподумал, что ему ничего не светит рядом с этими покорителями небес. Однако одинза другим красавцы отсеивались то у одного, то у другого врача и сходили сдистанции, а Котляревский пока шел ровно, без штрафных очков и сам тому фактупоражался. У самого финиша, перед самой мандатной комиссией, ждало последнееайболитское испытание: кабинет психотехники, где ломались и не такие богатыри. Какие-топриборы с мигающими лампочками, темные комнаты с неожиданно вспыхивающимиослепительными фонарями, ручки, за которые надо было дергать, если на левом,скажем, экране появлялось изображение кошки, а на правом, допустим, –изображение яблока, но только в том случае, если не сработает звуковой зуммер,а красная лампочка, напротив, загорится...

Казалось бы, ничего сложного, но Спартак вышел из пыточнойкамеры мокрый как мышь, с учащенно бьющимся сердцем и полной уверенностью, чтоиспытание он завалил.

Однако в медкарте появилась надпись: «Годен к полетам безограничений», – и он не знал, кого благодарить – судьбу, удачу,собственный организм или военврача Шаталова...

– Пошли пройдемся, – предложил Жорка Игошев. –Скоро вечер, а я, например, проголодался. Остатка наших командировочных вполнехватит на ужин в ресторане. Осталось этот ресторан найти.

– Чего его искать! Пойдем в один из тех, мимо которыхпроходили.

– Не то. Надо бы найти какой-то ресторан в местном духе.Хочется чего-то особенного, чего у нас нет и быть не может. Эдакого, корочеговоря. В общем, сам не знаю, чего именно.

– Это называется ясное виденье цели, – сказалСпартак. – Думаю, из тебя получится отличный командир звена. Ладно, пошли.Часок еще погуляем, а там видно будет...

Они встали из-за столика, вышли на брусчатку и двинулисьчерез площадь, на которой было разрешено автомобильное движение, но автомобилейбыло настолько мало, что пешеходам они ничуть не мешали...