М-да. Оказывается, все просто, как дважды два...

А с другой стороны, что, скажите на милость, тут нового инеобычного? Мама хороша собой, еще не старая, образованная, следит за собой...в отличие от матушки Марселя. И к тому же одинокая. Так что – имеет местоэлементарное влечение полов. Причем взаимное, судя по всему.

Но отчего-то на душе стало вовсе уж паршиво.

Лишним он оказался в родном доме, кто бы мог подумать...

И Спартак жахнул полную стопку...

Потом как-то неожиданно он оказался рядом с Иннокентием. Истарик вещал ему, брызжа слюной и крошками салата:

– Нынешние финские заправилы, паренек, они ж не дурнее нас стобой, понимают, что к чему. Народ Антантой запугали, дескать, чуть что –французы с англичанами введут войска – и всех бунтарей к стенке. Финскиеверховоды давно предложили себя Антанте, а Антанта давай на радостях обхаживатьфиннов, как ту девку. Им же интересно подобраться к Советскому Союзу, в двухшагах – в двух шагах, так твою! – сосед в сердцах хлопнул себя поляжке, – от нас встать! От Ленинграда! От важнейшего города! Нельзядопустить! Особенно англичане усердствуют. Ох, не люблю их. Интервенты. Вотпомню, в Гражданскую...

Потом они курили на лестничной площадке – он, Марсель и Комсомолец.Курили молча, сосредоточенно, думая каждый о своем. Кажется, Марсель понял, чтоСпартак догадался насчет своей мамы и его папы, а Комсомолец просто видел, чтомежду соседями возникла некая напряженность, и с разговорами не лез.

Потом выпили еще.

И еще.

Но праздник не удавался, сколько ни пей.

А потом это и произошло. Спартак вдруг оказался всобственной комнате, да еще и один на один с хлыщом Юрой. И этот самый Юра...

Постепенно Спартак понял, почему Натка явилась к ним наНовый год, да еще и мужа с собой притащила. А когда понял, было уже поздночто-то менять.

Юра был вежлив, разговорчив, обходителен, честен иубедителен. И поначалу это подкупало. Заставляло, понимаешь ли, слушатьрайкомовского хлыща.

Оказывается, когда Спартак вернулся с фронта, Натка смуженьком гостили у свекрови, каковая и рассказала о возвращении героя Финскойвойны. И он, Юра, тут же подумал, что неплохо бы организовать политинформациюдля всех коммунистов района. Ну, скажем, на тему «Непобедимая мощь советскойармии во время наступательных действий зимы тридцать девятого. Глазамиочевидца». Явка обязательна. Каково, а? Вы учтите, Спартак Романович, я ничеголично против вас не имею, я знаю о ваших прошлых отношениях с НатальейВалерьевной, но что было – то было, и забыли, правильно?.. Ну так вы, Спартак,понимаете, к чему я клоню? Лекцию читать будете вы! Я, как узнал, тут же, ужпрости, напросился к вам на праздник – хотел поговорить один на один.Понимаешь, какое это будет иметь идеологическое значение?! Фронтовик, с ранением,только что с передовой! Рассказывает о самоотверженности советских солдат! Даты еще и проднабор за лекцию получишь, клянусь!

Как-то очень быстро Юра перешел на «ты». Но, к сожалению,Спартак пребывал в том состоянии опьянения, когда пока еще не тянет лобызатьсяс новообъявившимся, но уже закадычным другом и на полусогнутых бежать, выполняялюбую его просьбу.

Поэтому Спартак вспомнил майора Чугровского, комбата, кровьна снегу и стоны раненых в морозном воздухе... Стиснул зубы и молча покачалголовой.

К сожалению, и Юрий пребывал в том же состоянии – далеком отидей всеобщей любви и всепрощения. Юрий обиделся на то, что его великолепноепредложение, способное принести Спартаку не только усиленное питание, но ивесьма полезные связи в райкоме партии, не нашло должного отклика. Поэтому оннахмурился и совершил роковую ошибку: прищурился и практически открытым текстомпредположил, что ранение товарища Котляревского – типичный самострел, а самтоварищ Котляревский – дезертир и предатель, испугавшийся вражеских белофиннови потому сбежавший с фронта...

Позже Спартак спрашивал у себя: а поступил бы он так, какпоступил, если б был чуть меньше (или же чуть больше) пьян? И всегда отвечал:разумеется, да.

В общем, партийный работник Юра головой открыл дверь в залуи той же головой, под визг перепуганных дам, вошел в соприкосновение с платянымшкафом.

Шкаф удар выдержал. Юра тряпичной куклой сполз на пол изакрыл глаза. На скуле его стремительно набухал пламенеющий фингал.

Спартак вышел следом, намереваясь продолжить, но Марсель,увидев его лицо, скорее инстинктивно, нежели руководствуясь доводами разума,выскочил из-за стола, прыгнул сзади и умело взял Спартака в захват. Его отецвыматерился в полный голос. Комсомолец растерянно хлопал ресницами. А Натказакричала, некрасиво раззявя рот:

– Гад, ты не имел никакого права ревновать! Ты мне никто!

Спартак отшатнулся, будто это ему дали в морду.

А Наташка бросилась обнимать, приводить в чувствоповерженного райкомовского героя.

В общем, некрасиво получилось.

Но наутро выяснилось, что все еще хуже.

Юра оказался не просто партработником и супругом НаташкиДолининой. Он был сынком одного народного киноартиста, не только всенародноголюбимца и лауреата многочисленных премий, но и фаворитом Первого секретаря. Акак известно, искусство зачастую сильнее и весомее любого партийного циркуляра.И папочка увечного Юры пригрозил дойти до Смольного, до Кремля, аж до Самого,ежели в кратчайшее время враг народа Котляревский не будет прилюдно четвертованна площади перед райкомом.

А если еще всплывет мутная история с отцом Спартака да свольнодумной сестренкой...

Сам Спартак на эту тему особо не переживал. Сидел почтибезвылазно в своей комнате и тупо ждал, когда за ним придут. Даже вещи собрал.

Приходить отчего-то не торопились.

Спас положение не кто иной, как Комсомолец.

Третьего января он кликнул Владу и, сияя, как начищенныйсапог, без стука вошел в комнату к Спартаку.

Спартак, как патриций возлежа на своей кровати, поднял глазаот книжки и вопросительно посмотрел на незваных гостей. Сам, однако, не делаяни малейшей попытки встать.

– Скажи-ка, гладиатор фигов, почему ты с повинной неидешь? – с ходу поинтересовался Комсомолец.

– С повинной – это когда хотят повиниться, – угрюмоответил Спартак и перевернул страницу. – А я себя виноватым несчитаю.

– Это суд определит, виноват ты или нет...

– Только что-то они не торопятся меня судить.

Комсомолец махнул рукой и без приглашения уселся на стул.

– Я тут справки навел. Оказывается, этот актеришка, отецтого придурка – вовсе даже не фаворит Первого. Он бывший фаворит. И теперь егозвездочка медленно, но верно с киносклона катится к горизонту. Так что все еговопли в горкоме вызывают исключительно зубную боль, и реагировать на сигналникто не торопится.