Чтобы объяснить народу, что происходит, и обрести его поддержку, Тито 6 мая 1962 г. на открытии новой гидроэлектростанции вблизи Сплита выступил с длинной речью. В ней перед 150 тыс. слушателей он упомянул о кризисе в руководстве СКЮ, подчеркнул, что коммунисты должны снова взять на себя руководящую роль в государстве, которую потеряли из-за «невнимательности»: «Думаю, самая большая ошибка в том, что коммунисты не были бдительны и позволили каким-то образом, чтобы их руководящая роль утекла у них сквозь пальцы». Не то чтобы он говорил о сущности проблемы, а именно – о том, как должно формироваться югославское общество, он критиковал неплановую промышленность, коррупцию и социальные различия, которые в последнее время разрослись из-за слишком либерального климата и республиканского экономического местничества. Он осудил тех, кто угрожал забастовками, чтобы решить тяжелые экономические проблемы, и решительно выступил против всех проявлений национализма и шовинизма, в которых, по его мнению, были виноваты интеллектуалы, в первую очередь «буржуазные писатели». Он обвинил их в том, что они плохо влияют на молодежь, и в то же время подчеркнул, что все ценности общей социалистической культуры, братства и единства неприкосновенны и он никому не позволит их разрушить.

Речь в Сплите, которую в либеральных кругах расценили как возврат к сталинизму, потому что она якобы возвещала обновление «уравниловки», вызвала большой отклик. После нее Тито получил много писем, в которых граждане выражали ему поддержку и требовали, чтобы как можно быстрее были ликвидированы негативные проявления в общественной жизни. В верхах партии многие констатировали: «Тито говорил резко, но это не так важно, поскольку он не думает так на самом деле, всё решится…»[1904] Иначе считал Кардель, который расценил речь в Сплите как нападение на себя и на Словению и в закулисье начал активную кампанию, с помощью которой пытался воспротивиться централистскому направлению, которое возникло на горизонте. «Это меня разозлило, – сказал Тито, – и наши отношения охладели»[1905]. Личностная отчужденность возникла не только между ними. Если уже в прошлом внутри «товарищества» было много межличностных столкновений, то нужно отметить, что с начала 1960-х гг. с ним было покончено. «Все об этом знали и все молчали, – говорил Ранкович. – Откуда это приходит? Видите, наши межличностные связи настолько ослабели, что мы ограничивались только встречами на заседаниях, на рабочих местах, иногда на охоте, или теми случаями, когда кто-то с кем-то должен был идти. Такие должностные отношения между отдельными людьми привели к обострениям, резкой нетерпимости и ссорам»[1906].

Речь Тито вызвала бурные обсуждения по всей Югославии, которые перетекли, как говорил Ранкович, в решительное отвержение какого-либо партикуляризма, локализма и национализма. Были созданы комиссии, которые должны были проверить происхождение имущества, а также принят ряд законов против злоупотреблений и экономических преступлений, которые парализовали многие предприятия, ведь никто не рисковал взять на себя ответственность за какое-либо решение, одобрить какую-нибудь инвестицию или путешествие за границу, чтобы не подвергнуть себя опасности. Под ударом оказался частный сектор, поскольку власти заставили множество мелких производителей закрыть свои мастерские, и, судя по многочисленным заявлениям, складывалось впечатление, что они собираются дать новый толчок социализации крестьянства[1907].

Волна «правоверности», которая угрожала захлестнуть всю страну, обеспокоила и самого Тито, так что спустя неделю после сплитской речи он смягчил свои слова, сказав, что речь не идет о начале «охоты на ведьм». Его предостережение не нашло отклика у консерваторов, которые взяли в свои руки ключевые рычаги в союзном государстве и не скрывали, каким образом хотят укреплять «братство и единство». Как с одобрением отмечала госпожа посол ГДР в Белграде (завзятая коммунистка), критика Тито вызвала обновление центрального планирования. «Югославские товарищи открыто признают, что с 1950 г. сделали большие ошибки»[1908].

Оказалось, что в опасности целая общественная концепция «интегрального самоуправления», защитником которой был Кардель: когда он вместе с Бакаричем создавал новую конституцию, «централизация децентрализации» грозила тем, что может остановить весь проект, который был в разработке с сентября 1960 г. Первый проект конституции, который базировался на выраженном самоуправлении рабочих и общинников и предусматривал даже возможность конструктивной оппозиции внутри партийного круга, должен был быть представлен уже в конце 1961 г. Но из-за левой направленности в последующие месяцы его основательно переделали, так что от исходного текста, как весной 1962 г. Тито доверительно сообщил американскому представителю в ООН Э. Стивенсону, осталось каких-нибудь 10 %. Проект был передан на общественное обсуждение 20–21 сентября 1962 г., как раз в то время, когда Тито пытался убедить руководящих словенских политиков помочь ему свергнуть Карделя. Но безуспешно. Стане Кавчич решительно сказал, что не существует никакого конфликта Тито – Кардель, напротив, возможны только разногласия между Тито и Словенией [1909].

Одновременно с этим драматичным событием во внешней политике началось новое сближение между Белградом и Москвой, которое побуждало Тито, Ранковича и Гошняка вычеркнуть из программы СКЮ обвинения СССР в гегемонизме. Только из-за решительного сопротивления либеральных членов Исполнительного комитета, среди которых был Лазарь Колишевский, этот план не был осуществлен[1910]. Вершиной процесса сближения между партиями и государствами был, естественно, визит Тито в Советский Союз 3-20 декабря 1962 г. Состав югославской делегации красноречиво показал расстановку сил того времени: в нее вошел Ранкович, но не было ни Карделя, ни секретаря иностранных дел Кочи Поповича. Последний долгое время утверждал, что политика, которая вопреки всем расхождениям видит в Советском Союзе «главную опору социализма», ведет в никуда и что «догма о международном рабочем движении» губительна. «Жизнь нас научила, что это была фикция, что в реальности послевоенных европейских и мировых отношений на Востоке существовало только доминирование, которое навязывал московский сталинский центр»[1911]. Но Тито так не считал. О кризисе, в котором оказалось югославское общество, маршал долго беседовал с Н. Хрущевым и в его присутствии соглашался с теми, кто утверждал, что Карделя необходимо отстранить от политической жизни. Согласие, которое установилось между Советами и их югославскими гостями, подтверждает и то, что Тито после возвращения остро критиковал декадентское западное влияние в югославской литературе и искусстве[1912]. А еще больше – речь Ранковича 22 декабря 1962 г. в Киеве, на комбинате искусственных волокон, где он открыто говорил «о рабочем классе всего мира под руководством Советского Союза». После Информбюро впервые югославский руководитель высказал эту мысль, чем удивил как югославов, так и советских граждан. В либеральных кругах в Югославии, как и на Западе, естественно, она вызвала сильную озабоченность. Поскольку слова Ранковича позднее опубликовала также белградская Политика, стало ясно, что речь не шла о случайной оговорке[1913].