говорил и ничего об этом не писал, вообще ничего. Всё это находилось вне слов. Мысль можно спрятать и забыть, но, если она высказана вслух, возврата быть не может. Он начинал волноваться, когда оставался один на один с Сесилией, между ними всё время витало невысказанное. Ему казалось, что он лежит на тонком льду. Под ним чёрная холодная бездна. Слова весили слишком много.

Он был уверен, что никто ничего не узнает. Это невозможно. И Сесилия, надо признать, не ревнива. Мысль, что его может привлечь другая, не приходит ей в голову. Она просто сидит наверху и пишет, а спускаясь вниз, предполагает, что мир ровно такой, каким был, когда она уходила. Рассеянно накручивает на вилку спагетти и говорит Ракель отложить книгу, рассеянно спрашивает у него, как дела на работе. И реагирует «вот как», «ой», «м-да», «о’кей», и это отсутствие мыслительных усилий раздражает его ещё больше. Отвечает на автомате, как какая-нибудь домохозяйка, хотя могла бы помочь ему разобраться в некоторых сложных вопросах.

– Алло? Ты слышишь?

– Что? Да… слышу. Что ты сказал?

– Я спросил, как Сисси и дети?

– Хорошо. Прекрасно.

– А Ракель далеко? Я не прочь послушать последние новости из мира динозавров.

– Динозавры, кажется, в прошлом.

– Господи, она скоро станет подростком.

– Ей девять.

– Вот и я о том же. Ещё четыре года и будет тайком курить за школой и встречаться с парнем на мопеде.

– Это, пожалуй, не про Ракель…

– Все, друг мой, так говорят. Все. Но серьёзно, она там?

* * *

Дни шли своим чередом. Завтрак, одевание. Детский сад, школа. Не забудь мусор. На работу. С работы. Приготовление еды, уроки. Детская программа по телевизору, ванная. Полистать газету, посмотреть новости. Немного почитать в постели. Октябрьскую листву тем временем сбили дожди и наступил ноябрь, серый, слякотный, погруженный в сумрак. Машины катились по лужам, в трамваях было влажно, в окнах появились подсвечники, а Ракель заболела ангиной. Все помнили прошлогодние снегопады, и Мартин вместе с детьми надеялся на что-то похожее: на то, что всё вокруг укутают снежные объятия и мир станет новым и чистым.

У него снова появилось желание писать. Он забыл, когда чувствовал это в последний раз. Мартин отложил проект Уоллеса и, распрямив спину, встал у стола.

СИНОПСИС. Главный герой, мужчина средних лет, имеющий отношение к культуре (драматург, режиссёр?) ведёт рутинную семейную жизнь с женой (культурологом?) и детьми. (Или, возможно, у них ещё нет детей. Наличие детей, разумеется, влечёт за собой определённые моральные сложности.) Мужчина занят постановкой [пьеса], на одну из ролей пробуется женщина, мистическим, магнетическим образом притягивающая режиссёра. Сначала он пытается убедить себя, что дело в её драматическом даровании, но вскоре понимает, что там скрывается и нечто иное. Жизнь, которую он строит с женой, распадается и рушится.

Классическая история, разумеется, но в его тексте будут напряжение и нерв, как в фильме нуар, как в триллере. Он будет писать в чёрных и тёмно-красных тонах. Единственная проблема заключалась в том, что он не вполне представлял, чем всё закончится. Развязка, которая прельщала его: всё хорошо, режиссёр и актриса остаются вместе – была маркёром самого низкого литературного качества (если не его полного отсутствия).

Он писал около часа, потом присел, посмотрел в окно, но не увидел ничего, кроме собственного отражения.

На уроках философии в гимназии они когда-то обсуждали вопрос: если в лесу падает дерево, но этого никто не слышит, это звук?

Если никто никогда не узнает о событии Икс, можно ли сказать, что событие Икс случилось? Мартин клялся, что Сесилия никогда ничего не узнает. От этого он её защитит. Его почти растрогала собственная решительность. Ведь люди изменяют кстати и некстати. В литературе полно измен. В фильмах все постоянно ходят налево. Да, обычные люди это не афишируют, но это не значит, что этого нет. Это, наверное, случается даже чаще, чем можно предположить. И жизнь идёт дальше. И необязательно всё заканчивается как у Эммы Бовари или Анны Карениной, и даже не как у Гарпа и Хелен Хольм [221].

Возможно, даже Сесилия…

От этой мысли он сразу начал задыхаться. Сесилия и кто-то из докторантов. Или из её бывших однокурсников. Или Макс с его немецкими переводами. Хотя Максу, конечно, всего двадцать четыре или двадцать пять. Профессора и доценты опаснее. Он попытался представить людей, о которых она рассказывала, и тот факт, что все они всегда оставались в тени, положение только ухудшал. Несколько дней его мучили видения. Сесилия всегда интересовала мужчин больше, чем мужчины интересовали Сесилию. Опасная для жизни комбинация. Она легко могла оказаться в ситуации, которую по собственным непостижимым причинам ей захочется довести до конца.

Он крепко обнимал её ночью. Листал её телефонную книжку, сам не понимая, что ищет. Смотрел на неё глазами других мужчин. Красивое, но слегка усталое лицо, длинная шея, плавная линия подбородка. Высокая и стройная, она стояла, склонившись над кухонной столешницей, читала газету и заправляла за ухо прядь волос. Однажды они договорились встретиться в городе – им нужно было в банк, – и издалека он её не узнал. До того как материализоваться, Сесилия была незнакомой женщиной в пальто из верблюжьей шерсти.

Он обзавёлся дурной привычкой постоянно спрашивать её, о чём она думает. Похоже, она замкнута больше обычного. Или напряжена? Недоступна? Она часто переспрашивает «что?», как будто не слышит его. По ночам ведёт себя отстранённо. Иногда он просыпается, а её рядом нет. Он убеждает себя, что она в туалете, и снова засыпает. Когда он спрашивает, всё ли в порядке, она кивает, дело просто в постоянном стрессе и диссертации. До дедлайна ведь совсем близко. Возможно, ей придётся переписывать какие-то куски.

И она запускает руки в волосы так, что они торчат в разные стороны, смотрит ничего не видящим взглядом и проваливается в свои мысли.

* * *

Ровно когда режиссёр решает совершить прыжок и сломать ритм своей жизни, он узнаёт, что у актрисы отношения с другим членом труппы, смазливым самодовольным молодым актёром на вторых ролях. Режиссёр возвращается к жене-культурологу и издалека наблюдает за страстной и невероятно банальной историей любви артистов. Он понимает, что у них всё закончится плохо, и не удивлён, когда актриса приходит к нему, печальная, с красными заплаканными глазами. Но слишком поздно: /…/

* * *

Дайана оставила адрес, и он долго носил его в портмоне. А потом скомкал и выбросил в канал.

* * *

Назначили дату защиты, рабочие дни Сесилии стали