справедливость древних иудеев, проникнутую религией[967]; о тех же иудеях также говорит Страбон: «Они поступают справедливо и благочестиво, как подобает любителям истины». А Лактанций («Божественные наставления», кн. V) пишет: «Итак, если благочестие состоит в богопознании, то высшее его проявление состоит в служении Богу; тот как бы не ведает справедливости, кто не держится веры в Бога. Как же может знать ее тот, кому неизвестен источник ее возникновения?» То же и в другом месте: «Религия свойственна справедливости» («О гневе Господнем»).

6. Но наибольшее применение имеет религия в более обширном обществе, нежели гражданское, потому что в гражданском обществе ее заменяют законы и неуклонное приведение в исполнение законов, тогда как в том великом общении осуществление законов в высшей степени затруднительно, поскольку они могут быть исполнены не иначе как с помощью оружия. И таких законов здесь весьма немного. Эти законы, сверх того, получают свою санкцию преимущественно в виде страха божия; оттого о тех, кто преступает право народов, повсеместно говорится, что они нарушают право божественное. Неплохо, стало быть, говорили императоры, что осквернение религии есть преступление против человечества (L. IV. С. de haereticis).

XLV. Наиболее общие понятия о Боге, каковы они и каким образом они предписываются первыми из десяти заповедей

1. Для проникновения внутрь самого предмета в целом необходимо отметить, что истинная религия, свойственная всем эпохам, зиждется преимущественно на четырех положениях; из них первое гласит, что Бог есть и един; второе – что Бог не есть что-либо видимое, но нечто превосходящее все видимое; третье – что Бог имеет промысел в делах человеческих и судит о них справедливейшими решениями; четвертое – что один и тот же Бог – Создатель всего, кроме самого себя. Эти четыре положения подтверждаются столькими же заповедями из числа десяти.

2. Ибо, во-первых, несомненно, исповедуется единство Божие; во-вторых, – его невидимая природа; именно поэтому воспрещено воспроизводить Его образ (Второзаконие, IV, 12). Так говорил и Антисфен: «Он невидим для глаз, не сходен ни с чем, оттого никто не может познать его с помощью изображения»[968]. Филон же («Извлечения») пишет: «Нечестиво воспроизводить изображение невидимого в живописи или изваянии»[969]. Диодор Сицилийский следующее говорит о Моисее: «Он не воздвиг изображения, потому что не допускал, чтобы Бог имел человеческий образ»[970]. Тацит сообщает: «Иудеи познают единого Бога одним только умом; святотатство совершают те, кто воспроизводит изображения Бога из тленного материала наподобие человека». Плутарх же на вопрос, почему Нума удалил изображения из храмов[971], приводит такое основание. «Потому что Бог может быть постигнут только одним умом». В третьей заповеди, разумеется, Божеское знание и попечение о делах человеческих, даже о людских помышлениях, ибо это составляет основание клятвы. Поскольку Бог есть свидетель сердца человеческого, постольку, когда кто-нибудь погрешит, к Нему взывают о возмездии; тем самым одновременно обозначается как божественная справедливость, так и Его всемогущество.

В четвертом предписании источник возникновения всего полагается в Боге – Создателе мира, в память чего было некогда установлено празднование субботы, а именно путем особого освящения превыше прочих обрядов[972]. Так что если кто-нибудь нарушит другие обряды, то по закону наказание было произвольным, как, например, при нарушении постановлений о воспрещенной пище; за нарушение же предписания о соблюдении субботы была установлена смертная казнь, потому что нарушение постановления о праздновании субботы означало отрицание творения мира Богом. Создание же Богом мира подразумевает Его всеблагость, премудрость, вечность и всемогущество.

3. Из этих умозрительных понятий вытекают, однако же, понятия действенные, как-то: долг почитания, любви, поклонения и повиновения Богу. Так, Аристотель («Топика», I, 9) сказал, что того, кто отрицает долг почитания Бога и любви к родителям, следует смирять не доказательствами, но наказанием. Тогда как в разных местах различные вещи составляют предмет почитания, богопочитание распространено повсеместно («Топика», II, 4). Истина понятий, названных нами умозрительными, с очевидностью может быть также доказана доводами, почерпнутыми из природы вещей, среди которых наибольшую силу имеет тот, согласно которому чувства обнаруживают сотворенные вещи, а сотворенные вещи приводят нас так или иначе к чему-то несотворенному.

Но так как не всем понятны такое доказательство и иные тому подобные, то достаточно, что испокон веков повсюду, за исключением весьма немногих местностей, эти понятия усваивались как слишком простодушными, чтобы хотеть вводить в заблуждение, так и другими, более разумными людьми, чтобы быть вовлеченными в заблуждение. Такое согласие при столь великом разнообразии законов и мнений по иным предметам в достаточной мере доказывает живучесть предания от первых людей до нас, никогда не встречавшего серьезного опровержения, что только и достаточно для внушения к нему доверия[973].

4. Дион Прусийский добавил сюда уже упомянутые нами слова о Боге, говоря о единой «убежденности», то есть об уверенности в существовании Бога, как прирожденной нам и «усвоенной» нами из предания. Плутарх называет эту уверенность «древним убеждением, достовернее которого не может ни существовать, ни высказываться какого-либо доказательства и основание которого зиждется в общем благочестии». Аристотель («О Небе», кн. III) говорит: «Всем людям свойственно убеждение в существовании богов». В том же смысле сказано у Платона в десятой книге диалога «Законы».

XLVI. Как можно наказывать тех, кто впервые их нарушил?

1. Поэтому не без вины те, которые, будучи наделены слишком косным умом, чтобы найти или усвоить достоверные доказательства для указанных понятий, их отвергают, тогда как они служат руководством к возвышенному и противные мнения лишены какого бы то ни было основания.

Но так как мы толкуем о наказаниях именно человеческих, то здесь необходимо учитывать противоречие между самими понятиями и возможностью отступления от них. Самые эти понятия о том, что существует некоторое божество (я оставляю в стороне вопрос о том – одно или несколько), пекущееся о делах человеческих, в высшей степени всеобщи и совершенно необходимы для установления религии, как истинной, так и ложной. «Ибо надобно, чтобы приходящий к Богу (то есть «имеющий веру», поскольку у евреев вера называется приходом к Богу) веровал, что Он есть, и ищущим Его – воздает» (Посл. ап. Павла к евреям, XI, 6).

2. Сходно сказано у Цицерона («О природе богов», кн. I): «Есть и были философы, которые считают, что боги не имеют никакого попечения о делах человеческих. Если же истинно мнение таковых, то каково же может быть благочестие, какова – святость, какова может быть самая религия? Ибо все это в своей чистоте и непорочности должно воздаваться божественному промыслу, поскольку существует попечение и что-либо уделяется человеческому роду бессмертными Богами». Эпиктет говорит: «Благочестию в особенности свойственно иметь благие помышления о Богах, об их существовании, о справедливом и правильном попечении их обо всех делах человеческих». Элиан заявляет, что никто из