испытания выпадут… Так, ну это уже чересчур! Мне бы не дневник посольства, мне бы пьесы писать. И правда, как знать, а не нашел бы я себя в драматургии? Печально, но мир этого уже никогда не узнает. Увы, как это ни горько признавать, я уже сделал свой выбор, перешел огненную черту, отдав свое тело на неблагодарную службу имперской дипломатии, а сердце – Владыке всего, что находится под небесами, державному повелителю Герандии Кергению! Уфф, ладно, хватит на сегодня!»

Уни откинулся назад и потянулся так, что захрустели косточки. Только сейчас он осознал, что в помещении, прямо скажем, холодновато, а в шерстяном пледе было колюче, неуютно и одиноко. Поднявшись, Уни мелкими шажками поплелся на поиски других членов посольства.

Как выяснилось, он был не единственным, кто жаловался на холод. Чудесно излеченный, а потому как никогда активный второй посол Стифрано успел уже изучить все здание внутри и теперь собирался продолжить разведку снаружи.

– И не холодно вам? – спросил его Уни.

– Ходить теплее! – отрывисто бросил второй посол. – В этой харчевне хуже, чем на улице!

– На улице ветер, – тихо заметил Уни.

– Уже нет, – ответил второй посол.

– Откуда вы знаете? – искренне удивился Уни. – Вы ведь туда только собираетесь?

Второй посол зло топнул ногой и исчез за дверью.

– Что это с ним? – спросил неслышно подошедший Богемо. Он был укутан в колючий плед с головой, отчего напоминал умеренно пожилую бабушку.

– Холодно, – задумчиво протянул Уни. – Вот он и бесится. По крайней мере, других разумных объяснений я здесь не вижу.

– А-а-а, – немедленно согласился торговый посланник. – Это точно. Я вот себе все руки отморозил. И ноги. У вас пальцы на ногах сильно мерзнут?

– Н-ну-у… – несколько растерялся Уни.

– А у меня – ужасно! – оживленно сообщил Богемо. – Вот смотрите, – и он стал расшнуровывать свои походные сандалии.

– Может, не надо? – слабо попытался остановить его Уни.

– Я сейчас, быстро! – не унимался Богемо, окончательно разувшись. Ноги его были исключительно волосаты, но в остальном выглядели совершенно обыденно.

– Что это вы тут делаете? – выпучил глаза вышедший из своих покоев Гроки. Он был настолько удивлен, что даже забыл отпустить традиционную колкость в адрес Уни.

– Мы мерзнем, энель Гроки, мы очень мерзнем! – жалобно доложил ему Богемо.

– Когда люди мерзнут, они обычно одеваются, а не наоборот! – нравоучительно изрек Гроки. – А у вас тут… Ну что вы камнем застыли, энель Вирандо? Переводчик вы или нет? Сходите к этой, как ее, Мар… Мер… тьфу ты, фамилии у них!

– Лерис, – с холодной вежливостью поправил Уни. – И это не фамилия, а имя. Второе имя, которое вирилан сам берет себе при совершеннолетии. Но в повседневных ситуациях можно использовать только первое имя, дающееся ребенку при рождении. В данном случае это имя – Онелия.

– Пока вы тут читали эту никому не интересную лекцию, могли бы уже сто раз сходить к ней и попросить разжечь очаг! – раздраженно нахохлился Гроки.

– И спалить тебя на нем до маленьких красных горячих угольков! – отвернувшись, бросил ему Уни по-вирилански.

– Что? – возмутился Гроки.

– Ничего, это я о своем, – ответил он на закономерный вопрос секретаря посольства.

Подойдя к двери целительницы, Уни хотел постучать, но потом испугался, что эти резкие звуки могут вторгнуться в ее тело и вызвать там всяческую дисгармонию. В задумчивости он прикоснулся к двери костяшками и как-то неосознанно стал ее поглаживать.

– Скребетесь помаленьку? – участливо поинтересовался энель Аслепи.

Он держал свернутый плед возле груди, и Уни только через какое-то время догадался, что посольский врач таким образом согревает руки.

– Да отстаньте вы все! – обратил неловкость в нервную вспышку переводчик и грубо толкнул дверь. Как оказалось, этим движением он чуть не сбил с ног целительницу, легко упорхнувшую назад в самый последний момент. Данное событие, надо полагать, настолько потрясло ее, что в глазах девушки промелькнула слабая тень заинтересованности происходящим.

– Вы, видимо, несколько замерзли? – предупредительно осведомилась Онелия.

– Как? – всплеснул руками Уни. – Вы знаете герандийский? Вы так быстро изучили наш язык и слышали все, о чем мы говорили из-за двери?

– Не совсем, – вежливо наклонила голову целительница. – Просто в этом месте обычно всегда холодно, особенно к вечеру. Могу ли я предложить вам инровуйе?

– Это… вы имеете в виду – разжечь очаг?

Но это был не очаг. Инровуйе оказалось чем-то вроде бани, расположенной в отдельном строении, каким-то чудом держащемся на гребне скалы благодаря нескольким деревянным подпоркам. От основного здания пристанища к нему вел тонкий подвесной мост. Благодаря административным способностям Гроки распределение очередности заняло совсем немного времени. Первым, разумеется, шел посол Санери. Правда, чтобы сообщить эту радостную весть, его пришлось вытащить из постели, ибо посол Санери единственный из всех умудрился заснуть, невзирая на холод.

– Простите, энель посол, мы не знали, что вам не холодно! – виновато оправдывался Гроки.

– Зря ты мне об этом напомнил. Теперь уже холодно! – посмотрел на него Санери, одновременно зевая и недовольно сводя брови.

Вторым по счету и старшинству шел энель Стифрано, ушедший погулять и до сих пор не вернувшийся. Найти его был отправлен энель Хардо, ранее пытавшийся добиться права посетить баню вместе с послом. В ответ посол послал его искать второго посла, пообещав также заключительное место в очереди. Энель Хардо тут же дисциплинированно удалился на поиски, сказав на прощанье, что баня сама по себе без посла его не интересует, чем вызвал всплеск хорошего настроения у оставшихся дипломатов.

Третьим париться отправился энель Нафази, за ним – секретарь Гроки, торговый посланник Богемо и энель Аслепи. Уни, будучи самым младшим в посольстве, был обречен на роль замыкающего. Крайне деликатным вопросом было решить, на каком месте должна находиться Онелия. Энель Гроки затруднился точно определить ее статус в рамках Табели о державных рангах Герандийской империи, а попытка самой целительницы пропустить вперед всех членов посольства всколыхнула струнки куртуазности в душе Уни, решительно уступившего девушке свою очередь. Так что теперь он, изрядно возвысившийся в собственных глазах этим благородным поступком, с некоторой долей снисхождения смотрел на возвращавшихся из бани довольных членов посольства. Все, как один, они не торопились идти в дом, а оставались сидеть на дощатой террасе, кутаясь в пледы и оживленно обсуждая природу. Глядя на них, Уни провел некие вполне уместные здесь аналогии с поговоркой «Сытый голодного не разумеет» и понял, что он определенно чужой на этом празднике вкусивших теплоту жизни. Задумавшись о своей одинокой участи, он не заметил, как подошла Онелия. Аккуратно поклонившись, она осведомилась:

– Возможно, вам будет интересно насладиться окружающей действительностью вместе с соотечественниками?

Уни был очень не прочь насладиться,