Тут же человеческие создания, обращенные в новую веру,накинулись на нее и связали по рукам и ногам, а тех, кто пытался ее спасти,сразили наповал. Несколько обращенных Талтосов пытались бежать, но их мгновенноубили, и затем разразилась другая жестокая бойня: наши дома и хижины полыхали впламени, а люди в панике бежали куда глаза глядят, взывая к Богу и умоляя его опомощи.

«Убивайте всех чудовищ!» – пронесся крик.

Один из монахов провозгласил, что наступил конец света.Несколько Талтосов поддержали его. Они пали на колени. Люди, завидев Талтосов втакой смиренной позе, сразу убили тех, кого не знали, или боялись, или простоневзлюбили, пощадив только нескольких – тех, которые нравились всем.

Только я и кучка Талтосов остались в живых – те, ктопроявлял наибольшую активность в управлении племенем и чьи личности обладалинепреодолимой притягательной силой. Мы отогнали всех, у кого хватало духуатаковать нас, усмирили других яростными взглядами или осуждающими криками.

И наконец, когда бешенство дошло до предела и мужчины началипадать под тяжестью собственных мечей, а остальные кричали и рыдали надубитыми, только пятеро нас осталось – Талтосов, преданных Христу, а все те, ктоне хотел принимать Христа, за исключением Жанет, были уничтожены.

Монахи призывали к порядку:

«Поговори со своими людьми, Эшлер. Поговори – или всепогибнут. Не останется и следа от Доннелейта, и ты понимаешь это».

«Да, поговори, – поддержал монахов один изТалтосов, – и не сообщай им ничего такого, что может испугать кого-нибудь.Будь умнее, Эшлер».

Я рыдал столь отчаянно, что эта задача казалась мнесовершенно непосильной. Куда бы я ни кинул взгляд, повсюду видел мертвых –сотни родившихся еще до великих кругов равнины. И вот теперь они погибли и ушлиот нас в вечность, а возможно, горят в пламени ада, так и не получив Господнегоблагословения.

Я пал на колени и рыдал, пока у меня не осталось слез. Акогда замолк, в долине воцарилась полная тишина.

«Ты наш король, – обратились ко мне человеческиесоздания. – Скажи нам, что ты не дьявол, Эшлер, и мы поверим тебе».

Другие Талтосы, оставшиеся со мной, были отчаянно напуганы.Их судьба зависела теперь от меня. Но это были члены племени, наиболееизвестные человеческому населению и наиболее уважаемые. У нас еще был шансвыжить, если я не поддамся отчаянию и не погублю всех уцелевших.

Но что же осталось от всего моего народа? Что? И кого япривел в свою долину? Монахи подошли ближе.

«Эшлер, Господь посылает испытания тем, кого любит. Богиспытывает тех, кого предполагает сделать святыми», – сказали они.

И они действительно так думали. Их души тоже переполнялапечаль. Не обращая внимания на то, что другие могли думать о нашейчудовищности, о наших грехах, они вскинули руки, обняли меня и твердо всталипротив остальных, рискуя собственной безопасностью.

Теперь заговорила Жанет, удерживаемая захватчиками:

«Эшлер, ты предатель собственного народа. Ты навлек смертьна своих во имя чужеземного бога. Ты уничтожил клан Доннелейта, живший в этой долинес незапамятных времен».

«Остановите ведьму!» – крикнул кто-то.

«Сжечь ее!» – требовали другие.

«Сжечь ее!» – раздавались крики повсюду.

Жанет еще продолжала говорить что-то, но было слышноперешептывание, и некоторые уже приготовились устанавливать столб на каменномкруге.

Все это я видел краешком глаза. Видела это и Жанет. И потомусказала, по-прежнему сохраняя мужество:

«Проклинаю тебя, Эшлер. Проклинаю тебя перед лицом ДоброгоБога!»

Я не мог говорить, но все же понимал, что должен. Я долженговорить, чтобы спасти себя самого, монахов, своих последователей. Я обязанговорить, если хочу предотвратить гибель Жанет.

Сухие сучья деревьев уже волокли к столбу. Туда же бросалиуголь. Человеческие создания, всегда опасавшиеся Жанет, как и любойженщины-Талтос, которой они не могли обладать, принесли факелы.

«Говори, – прошептал Ниниан, стоявший рядом сомной. – Ради бога, Эшлер».

Я закрыл глаза, помолился, осенил себя крестным знамением изатем попросил всех выслушать меня.

«Я вижу перед собой кубок, – заявил я, говоря спокойно,но достаточно громко, чтобы все слышали. – Я вижу кубок с кровью Христа,который Иосиф Аримафейский привез в Англию. Я вижу, как кровь Христа вылилась вИсточник; я вижу, как вода стала красной, и я знаю, что означает этоявление. Кровь Христа – наше причащение и наша пища. Она должна навечнозаменить проклятое молоко, которое мы похотливо извлекали от наших женщин. Онадолжна стать нашей новой пищей – таков наш удел. И в этот день ужасающих убийствпусть Христос получит наш первый акт самопожертвования. Ибо мы испытываемотвращение к убийству, и всегда было так. И мы будем убивать только враговХриста, чтобы его царство пришло на землю и чтобы он вечно правил нами».

Это был лучший образец Искусства Речи, каким я владел, и онбыл произнесен с красноречием и слезами, и после этого вся толпа какчеловеческих созданий, так и Талтосов криками стала прославлять Христа. Всепобросали наземь свои мечи, начали срывать с себя украшения – браслеты и кольца– и объявили себя заново рожденными.

И в тот самый момент, когда эти слова срывались с моих губ,я уже знал, что они лживы. Эта религия была обманом, а тело и кровь Христамогли убивать так же надежно, как яд.

Но мы были спасены, мы, стоявшие перед людьми, разоблаченныекак чудовища. Толпа больше не желала нам смерти. Мы были в безопасности – все,кроме Жанет.

Они волокли ее к столбу, и хотя я протестовал, рыдал иумолял, священники мне отказали: «Жанет должна умереть – и она умрет. Ее смертьпослужит уроком тем, кто отвергает Христа».

Зажгли огонь.

Я бросился на землю. Я не мог вынести это. Затем, вскочив, якинулся к медленно разгорающемуся яркому пламени, но меня оттащили и удерживалив стороне против моей воли.

«Эшлер, ты необходим своим людям!»

«Эшлер, покажи пример!»

Жанет устремила на меня яростный взор. Огонь лизал еерозовое платье, ее длинные желтые волосы. Она моргнула, чтобы очистить глаза отподнимающегося дыма, а потом крикнула:

«Будь проклят, Эшлер, проклят на все времена! Смерть будетвечно избегать тебя. Будешь странствовать – никем не любимый, бездетный. Твойнарод сгинул, наше чудесное возрождение будет твоей единственной мечтой вполном одиночестве! Я проклинаю тебя, Эшлер! Пусть рухнет весь мир вокруг тебя,прежде чем страдания твои прекратятся!»