Озеро…

Акйил, не выпуская кинжала, шагнул к воде, присел на край и опустился, как мог, плавно. Его обволокло холодом, холод просочился в кровь, пальцы на руках и на ногах онемели. Ему было не до того, он смотрел на разбегающуюся рябь. Крупнее, чем круги от капли, но немногим крупнее. Акйил понемногу погрузился так, что над водой остались лишь глаза и нос. Застывшие пальцы плотнее охватили рукоять кинжала. Будущее двоилось развилками тропы. Тот, за дверью, либо войдет, либо нет. Увидит круги на воде или не увидит. Нападет или не нападет. Если нападет, он заколет врага кинжалом, как заколол настоятеля в Ашк-лане.

Внутри ваниате воспоминание больше не причиняло боли.

Мелкие круги на поверхности озера почти разгладились, когда в каменный проем шагнула женщина. Может, и кшештрим, но по виду не скажешь. Не то чтобы он знал, как выглядели кшештрим, но эту, если не замечать пристегнутого за спиной меча, можно было принять за рыбачку или за лавочницу, за переписчицу – встретишься с такой на людной улице, второй раз не взглянешь.

Женщина не тратила времени на осмотр зала. Она прямиком прошла по мосткам к одной из ниш и взяла из нее длинное копье. Задержалась на несколько ударов сердца, видно взвешивая оружие на руке. Акйилу ее движение показалось знакомым. Так взвешивают добычу воры, когда золото или драгоценности наконец в руках и обратного хода нет. Конечно, простой вор хоть немного задержался бы поглазеть на купол и простор подземного озера. Женщина же почти сразу развернулась и удалилась обратно.

Акйил сосчитал до ста и выволок окоченевшее тело на мостки. Руки и ноги не гнулись, с одежды текло. По лестнице за ним протянется мокрый след, но тут уж ничего не поделаешь. Не оставаться же навсегда под водой, да и неизвестно, сколько еще людей – или кшештрим? – обитает в этой странной крепости. Надо было выбираться, уносить ноги, пока еще кто не пришел. От холодной воды ныло все тело, да еще кинжал…

Акйил осторожно вспорол шов на изнанке балахона и опустил оружие между сукном и шерстяной подкладкой. Кинжал провалился до самого подола. Он пошевелил пальцами – они послушно распрямлялись и сгибались, но Акйил их не чувствовал. С этим разберется потом, когда окажется в безопасности.

Он, стараясь не шуметь, поволок свинцовые ноги сквозь чрево горы к наблюдательному посту на вершине – к вратам, к Аннуру.

* * *

В глазах императора пылал огонь.

– Ты все еще в трансе.

Акйил кивнул.

– Выйди.

Он обдумал ее требование. Из ваниате он не чувствовал ничего: ни страха, ни гнева, ни вины. Впервые в жизни ему не хотелось притворяться, не тянуло ни драться, ни убегать. Он задумался, каково будет сохранить такую свободу навеки.

– Выйди, – повторила Адер.

Акйил медленно, обдумано вдохнул через нос. Пахло камнем и дымом. С выдохом он отпустил ваниате.

Пустота не соскользнула с него – разбилась. Осколки чуть не погребли его под собой. До путешествия в крепость кшештрим ему не случалось так долго сохранять ваниате, а сейчас на Акйила разом обрушились все чувства, которым он был недоступен все это время: страх перед кента, облегчение после удачного прохода, удар холода от воды, изумление перед странной крепостью, ужас разоблачения. В глазах двоилось, троилось… Размножились факелы на стенах, император смотрела на него шестью, восемью, десятью пылающими глазами. Пол под ногами опасно накренился. Акйил переступил в сторону, выбросил руку в поисках опоры, нащупал край арки кента и привалился к ней, резкими вздохами разгоняя дурноту. Адер поддерживала его под локоть, настойчиво тянула, но слов он еще не разбирал. И только подняв голову, осознал, как близок был к тому, чтобы провалиться во врата навстречу небытию.

– Акйил!

На этот раз он понял.

– Все в порядке. – Он выпрямился, отодвинулся от кента.

Император присматривалась к нему. Он встретил ее изучающий взгляд, сосредоточился на переливах огня, что было сил растянул губы в победной улыбке.

– В один шаг я вернулся с того края света!

– Я уж подумала, не убил ли тебя столь дальний путь.

– Тоже мне, кшештримские врата неведомой силы, – отмахнулся он. – Так просто меня не убьешь!

Адер не шевельнулась, не склонилась и не шагнула к нему, но он ощутил ее жадное нетерпение.

– Что ты там нашел?

Он рассказал про первые две попытки: каменная стена, затопленная камера.

Император кивнула, будто того и ожидала.

– Что еще?

– За третьими вратами какая-то крепость. По-моему, старая. Очень старая.

– Крепость?

Судя по ее расширившимся зрачками и участившемуся сердцебиению, это была новость, об этом она не слышала.

– Скорее, выдолбленная вершина горы. – Он склонил голову к плечу. – Видно, такого в ваших летописях нет?

– Нет. Что ты там нашел?

Он открыл рот, чтобы рассказать об огромном сводчатом зале с озером, о хранилище оружия, о спрятанном за подкладкой кинжале, о приходившей за копьем женщине, обо всем… и осекся. Детство распускалось в нем, как цветок. В квартале ребенок с малых лет учится держать секреты при себе. У него не было причин обманывать императора – никаких явных причин, кроме въевшейся в самое нутро привычки. Но от привычек не убежишь. Вот и эта, похоже, побывала с ним в Костистых горах и вернулась обратно, десятки лет ждала в крови и плоти, когда придет срок снова нашептать ему давний урок: «Лги, беги, прячься».

Акйил горестно покачал головой, стараясь не вспоминать оружие – такое прекрасное оружие, несущее молчаливую вахту в нишах зала.

– Ничего. Там было темно, я решил не терять зря времени. Вернулся за факелом. А пока, извините, ничего интересного.

45

Адмирал их ограбил. Забрал почти все, что они спасли с «Зари»: провиант, воду, мешки, лучшее оружие, два последних яйца кеттрала, карту Менкидока, сохраненную Килем, – так что Гвенне с Чо Лу пришлось при луне снова плавать на корабль, рыться в обломках, опять толкать к берегу бочки с водой, оружием, соленой треской. Нехватка припасов им не грозила. Груз «Зари» рассчитывали на сто с лишним человек, а в живых остались немногие. Конечно, провиант предполагалось хранить в трюме, а не тащить на спинах по непроходимым зарослям.

– Триста восемьдесят миль, – рассуждала Гвенна, оглядывая сложенную у воды груду вещей. – Почему вы так уверены?

Киль прикрыл глаза, словно считая в уме, и снова открыл.

– Я мог ошибиться на один-два процента.

– В легионе мы, бывало, делали по тридцать миль в день, – сказал Паттик.

Гвенна смерила его