а выпускала их от имени своего брата» [382]. Госпожа де Лафайет подписывала свои романы именем своего секретаря.

Правда, первый роман м-ль Скюдери вышел в 1641 году, через пятнадцать лет после смерти Фрэнсиса Бэкона, но самый факт издания книг под чужим именем не был в Европе чем-то необычным, а под псевдонимом или анонимно сочинения издавались повсеместно в Европе, в том числе и в Англии.

Бэконианцы заходят порой слишком далеко, приписывая Бэкону пьесы, романы странствий, поэмы почти всех крупных литераторов того времени. Считают его даже автором «Дон Кихота». И все же есть произведения, напоминающие слогом, идейным и образным содержанием сочинения Бэкона, которые подписаны реально существовавшими людьми, но вполне могли бы принадлежать и его перу. Это в первую очередь – «Аргенис» и «Сатирикон» Джона Барклая, «Искусство английской поэзии» Путтинэма, «Анатомия меланхолии» Роберта Бэртона, который также входит в список возможных претендентов на авторство Шекспира. Сегодня необходим статистический анализ указанных произведений и сравнение полученных результатов с текстами Бэкона, хотя, кажется, текстологи математическому исследованию не очень доверяют.

Не могу не упомянуть здесь одной курьезной находки. А сколько еще бесценных захоронок таится в английских библиотечных и архивных закромах! В Британской библиотеке мне попалась тоненькая книжица конца прошлого века, всего в несколько страниц – «Who wrote Shakespeare?», подписанная псевдонимом «Multum in Parma»; в ней сказано буквально следующее: «Автор… отвергает притязания Бэкона. Ни интеллект Бэкона не был достаточно велик, ни начитанность, ни знания достаточно разнообразны и глубоки, чтобы он мог сочинить такие пьесы. Написавший их, этот прекрасный, почти совершенный, почти бог, этот пожиратель книг, этот глубочайший мыслитель и великий философ, этот превосходный метафизик, “квинтэссенция праха”, эта “пророческая душа”, этот Гамлет был Роберт Бэртон». Меня очень развлекло это описание Бэртона. Именно такие эпитеты, кроме сравнения с Гамлетом, расточали Бэкону его близкие друзья и ученики. Потому именно бэконианцы и считают Бэкона автором «Анатомии меланхолии», выходившей в двадцатые годы XVII века несколькими, каждый раз исправленными, изданиями. Титульный лист в ней являет собой доселе не разгаданную криптограмму. На нем наверняка присутствуют Ратленд и Бэкон. На левой картинке молодой человек в надвинутой на глаза шляпе на фоне книг, разбросанных нот и скрипки. На правой – одетый в богатые одежды старец за письменным столом, похожий на Бэкона, что отмечают многие исследователи. Особенно интересны полные намеков предисловие и послесловие к этой книге, богатой тонкими наблюдениями и блестящими мыслями о различных психических состояниях человека. А также шутливое, даже озорное стихотворение о меланхолии, написанное легким, изящным слогом, предваряющее книгу.

Главная причина меланхолии – несчастная любовь, утверждает «Анатомия меланхолии».

Но вернемся к трактату 1605 года «О значении и успехе знания, божественного и человеческого». Трактат был предназначен для публикации, Бэкон посвятил его королю и разослал экземпляры высшим сановникам королевства, в том числе своему кузену Роберту Сесилю, графу Солсбери. В нем он развивает мысли, вынашиваемые десятилетиями, и это все высоконравственные, умные и смелые мысли. Вот например: «Обратимся теперь к правлению пап… известных своей неискушенностью в делах практических, и мы обнаружим, что деяния таких пап обычно намного замечательнее, чем деяния тех, кто достиг папского престола, занимаясь гражданскими делами и проводя жизнь при дворах правителей. Ведь хотя те, кто посвятил всю свою жизнь занятиям наукой, менее ловки и искусны в практической деятельности и не умеют воспользоваться счастливым случаем и приспособиться к обстоятельствам, то есть быть теми, кого итальянцы называют “ragioni di stato” (государственными умами)… однако эти недостатки с избытком компенсируются тем, что эти люди легко и свободно идут по спокойному ясному пути религии, справедливости, честности и нравственной добродетели, а тот, кто твердо идет по этому пути, не нуждается ни в каких других средствах, точно так же, как здоровое тело не нуждается в лечении» [383]. Вот так искренне и горячо писал Бэкон о людях науки в 1605 году, спустя два года после воцарения Иакова, в книге, которую он Иакову и посвятил. Он хотел предстать перед новым монархом тем, кем былв собственных глазах, – поборником света, разума, чья цель создать научное общество, академию, какой нет ни в одной европейской стране, для разгадки тайн, сокрытых в природе Создателем, и которые человек, по Библии, призван раскрывать. Любимое выражение Бэкона: «The Glory of God is to conceal a thing, but the Glory of a King to find it out» [384].

Иаков не откликнулся на призыв Бэкона, заключенный в книге. Занятия и интересы этого просвещенного короля лежали в несколько иной плоскости, ему не было дела до мечтаний Бэкона о будущем благоденствии человечества, до его страстного желания как можно скорее с приходом нового правителя заняться созданием нового метода изучения законов и сил природы, чтобы наконец-то приступить к воплощению в жизнь не просто своей мечты, а цели, которая облагодетельствует человечество, – созданию идеального государства.

Рухнула еще одна надежда. Вот именно тогда Бэкон, став помощником генерального прокурора, и сочинил свой меморандум. И следующие годы жил по его правилам, которые отличались от взглядов, изложенных в сочинении «О значении и успехе знания», как небо и земля. Что ж, с волками жить – поИволчьи выть. Если не воешь – либо гибнешь, либо слывешь опасным чудаком. А Бэкон ведь положил своей целью служить человечеству, мечтал основать академию, в которой не было бы места затхлой схоластике, пропитавшей два тогдашних храма наук. Для этого нужен был пост, способствующий достижению благих целей, и покровительство просвещенного монарха – урок Платона ничему его не научил, человек учится не на чужих, а на своих ошибках, если ошибки вообще чему-либо учат.

Но, конечно, им двигало еще и другое, человек слаб: тут могло быть и желание роскошной жизни, да и чисто спортивный интерес – отец ведь достиг поста лорд-канцлера и многие годы до самой смерти им оставался. И поведение Бэкона, которое было сознательно предопределено меморандумом и так отличалось от гуманистических установок его писаний, не осталось незамеченным.

Особенно ярко, как мы уже писали, проявилось двуличие Бэкона в его отношении к кузену графу Солсбери, первому министру сначала Елизаветы, а потом и Иакова. Завершив свой ученый трактат, Бэкон разослал изданную книгу самым важным персонам государства, приложив к ней любезные письма. Вот целиком письмо Солсбери, исполненное самой изысканной лести:

«Чтобы доставить Вам приятность, Ваше милостивое Лордство, приношу в дар Вашему Лордству труд моих праздных часов: будь коих больше, был бы лучше и самый труд. Он по праву (не токмо из моего особого