Так называли наследного принца Генри. Умер он восемнадцати лет от непонятной болезни, похожей на отравление. То, что творилось в те годы при королевском дворе, не поддается описанию, как свидетельствуют иностранные послы.

Книга «Идеальный джентльмен» говорит о широте интересов Пичема, он был сведущ в космографии, геометрии, поэзии, музыке, графике, живописи, геральдике. Был он человек добрый и честный, в более поздние годы писал книжки для детей и умер на грани нищеты – тогда уже шла гражданская война.

Сохранился его рисунок к «Титу Андронику» – единственный того времени к пьесам Шекспира. Рисунок и панегирик к «Кориэту» – неоспоримое свидетельство, что Пичем принадлежал к окружению графа. Круг этот был довольно узок, состав его менялся. В девяностые годы это были драматурги и выпускники иннов (четыре учебных и корпоративных юридических центра, где учились знатные отпрыски, младшие сыновья благородных фамилий, у которых тогда в Англии было три пути – карьера юриста, сан священника или простая жизнь сельского дворянина). В первое десятилетие следующего столетия круг расширился, костяк его составляли приближенные ко двору принца Генри, многие были когда-то в свите графа Эссекса. Их число вряд ли превышало пять десятков. Все они группировались вокруг Кориэта и были связаны какой-то тайной. Перед смертью принц Генри сжег много своих бумаг. Бэкон, хоть и стремился укорениться при дворе Иакова, тоже был причастен к этому кружку. Многие были осведомлены о личной жизни Ратлендов, граф не делал из нее тайны.

В противостоянии Шекспира-Ратленда и Бена Джонсона весь кружок отдавал предпочтение Шекспиру. Было еще и противостояние Ратленда и Бэкона, но при жизни Ратленда оно обозначилось разве только тем, что во второе десятилетие Ратленд перестал подписывать свои пьесы общим псевдонимом. Он их вообще не публиковал. Но друзьями они оставались до самой смерти Ратленда.

Рой Стронг, автор многочисленных книг о елизаветинском времени, отдельных личностях, портретах и миниатюрах пишет о «Британской Минерве»: «Книга представляет в ретроспективе импрессы Глорианы (так звали королеву Елизавету) и ее рыцарей» [376].

Рыцари – вся блестящая свита королевы, начиная от сэра Филипа Сидни и кончая Фрэнсисом Бэконом. Ратленд до рокового заговора Эссекса тоже входил в эту свиту, королева его особенно отмечала, графиня Ратленд была ее крестницей. Повторю, Пичем учился в Кембридже вместе с Ратлендом. В «Кориэте» у него три стихотворения, одно на латыни, одно на экзотическом и третье на обычном английском. Английское, украшенное картинкой с башмаками, обращено к «знаменитому Путешественнику, Томасу Кориэту из Одкомба». В панегирике Пичем высмеивает праздношатающуюся публику, готовую за грош поглазеть на фальшивые достопримечательности – пещеру Мэрлина, меч короля Джона, копье Джона Гонта, корабль Дрейка и проч. Но все это пустяки, игрушки, по сравнению с башмаками Кориэта, искусно сшитыми из отлично выдубленной кожи, которая успешно выдержала альпийские перевалы и горные тропы. Упоминает Пичем и то, что Кориэт, правда недолго, путешествовал без рубашки. Написано это, скорее всего, в 1610 году. Кориэт вернулся в Англию, по его словам, 3 октября 1608 года, а книга его выходит в 1611 году.

Пичем начинает работать над «Минервой» прибизительно в это же время (1610). Поэт и художник, многие эмблемы рисует он сам и пишет к ним стихи. У титулованных особ того времени бывало по нескольку эмблем – для очередного театрализованного турнира требовалась новая. Пичем включил в сборник эмблемы и импрессы аристократии нынешнего и прошлого царствования: принца Генри, графа Саутгемптона, сэра Филиппа Сидни, Фрэнсиса Бэкона. Нет только графа Ратленда, друга и однокашника.

Но, кажется, это не так. На странице 69 помещена эмблема, которая называется на латыни: «Tutissima comes», что приблизительно значит: «надежная спутница». На ней изображена Афина Паллада, которая ведет за руку странника в необычном одеянии, он в исподней рубахе с короткими рукавами. В правой руке у Афины копье, на голове шлем, за плечем щит. В приложенных стихах странник назван Улиссом. В «Одиссее» водительницей Улисса была именно эта богиня, так что странника можно, не мудрствуя лукаво, принять за древнегреческого героя. Но ведь это сборник эмблем, принадлежавших придворным Елизаветы, значит, у этой эмблемы есть хозяин, обладающий качествами, запечатленными в ней и в стихах. Вглядимся в него: мореходом путника не назовешь, он явно пешеход, идет, держась за руку Паллады, по холмистой местности на фоне двуглавого Парнаса, стало быть, он поэт.

Заявлена была «Минерва» в 1611 году, в год выхода «Кориэта».

Чтобы легче распознать спутника, обратимся к панегирикам «Кориэта».

Там есть, во-первых, несколько хвалебных стихов Хьюго Холланда, известного тогда поэта и друга Джона Донна, под общим названием: «Параллели между Доном Улиссом из Итаки и Доном Кориэтом из Одкомба». В «Параллелях» Холланд строчка за строчкой сравнивает в шутливом, доброжелательном тоне двух путешественников. Там много чего интересного, и в частности такие строки:

Minerva holpe Ulisses at a lift,

And Pacience Coryate, for there was no shift.

Минерва в гору помогла Улиссу,

А ты, Терпенье, – Кориэту, пусть шевелится.

Ко второй строке есть примечание Кориэта: «Он ведь вышел из Венеции в одной рубахе». Пояснение необходимо, иначе строки двусмысленны и намекают на воздержание Кориэта, что отражено и в титульном листе – картинки под буквами «E» и «F».

Во-вторых, панегирик Лоренса Уитайкера, друга и поверенного Кориэта, он посвящен «the most singled-soled, singled-souled and singled-shirted Observer» – блестящий образец игры слов, чем елизаветинцы очень любили щегольнуть. Не знаю, как перевести. Смысл таков: самый одинокий Наблюдатель, в одной-единственной рубахе и с единственною парой башмаков.Кориэт во многих панегириках сравнивается с Улиссом. Сравнение это не случайно. В XVI века, как уже говорилось, выходят семь книг «Илиады» в переводе Джорджа Чапмена и в начале XVII (1616) – вся «Илиада» и «Одиссея» в том же переводе. Водительница Одиссея – Афина Паллада, которая, как тогда было всем известно, подарила псевдоним двум великим людям, работающим вместе. И потому сравнение с Улиссом любителя странствовать Ратленда, которого называли и «путешественник», и Потрясающий копьем, само собой напрашивалось авторам панегириков.

В нескольких панегириках обыгрывается псевдоним «Потрясающий копьем». Ричард Бодли, по-видимому, знавший книгу в рукописи, писал:

И если у природы еще есть

В запасе неоткрытая земля,

Туда Колумб наш со своим копьем

Твои знамена понесет, Одком.

Or if a Dame Nature hath some world in store,

Which never was discovr’d heretofore,

Yea thither our Columbus with his lance,

Thy conqu’ring colours (O Odcombe) shall advance.

А теперь вернемся к эмблеме Пичема на 69 странице. Она неоспоримо подразумевает