Карл IX пребывал в неведении о преступных планах матери. К Колиньи он относился с большим уважением и любил его. Поэтому получение согласия короля на расправу над гугенотами требовало подготовки и убедительных доводов.

Екатерина прогуливалась в тенистых аллеях сада Тюильри с герцогом Анжуйским, герцогом де Гизом, маршалом де Таванном и флорентийцем Альбером де Гонди, сеньором Рецем. Он был воспитателем Карла IX и сохранял большое влияние на него. Он должен был начать разговор с королем, а Екатерина – продолжить.

Флорентиец прибыл в Лувр, пришел к королю и, опустив ненужные преамбулы, сразу изложил суть:

– Я не могу от вас скрыть, сир, в какую опасную ситуацию Ваше Величество рискует ввергнуть себя, настаивая на возмездии месье де Гизу. Вы должны знать, что покушение на адмирала было подготовлено не только герцогом, но также вашим братом и королевой – вашей матерью.

Карл IX онемел от неожиданной новости. Опасаясь, как бы его не настиг нервный припадок, посланец Екатерины пустился в долгие многословные объяснения: католики настроены чрезвычайно враждебно к идее вооруженного вторжения в Нидерланды. Внушив королю этот пункт, он перешел к Колиньи, который не просто желает, а уже готовит новую гражданскую войну. Королю не удалось даже слово вставить в речь Гонди, как открылась дверь и вошли королева-мать и герцог Анжуйский.

Королева-мать нанесла последний удар:

– От величайшей опасности, которой подвергаетесь вы и ваше государство, от разрушений и смерти многих тысяч людей спасти теперь может только одно: необходимо сегодня же вечером взяться за шпаги…

Чтобы переубедить Карла понадобилось не больше часа. Когда мать спросила сына, не страшно ли ему взвалить на себя ответственность за столь трудное решение, в ответ король затопал ногами и закричал:

– Перебить их всех, никому не дать уйти живым, чтобы никто не посмел даже упрекнуть меня в этом!

Екатерина победила. Страшная машина смерти была запущена!

Вернувшись в свои апартаменты, королева-мать вызвала Генриха де Гиза и своих советников. У нее и в мыслях не было устраивать массовое избиение протестантов.

Речь шла лишь об устранении главарей гугенотов. Екатерина потребовала отвести угрозу от своего зятя Генриха Наваррского и его кузена молодого Конде, сына убитого в битве при Жарнаке принца крови Луи де Конде.

В ночь на 24 августа – еще не истекли сутки с момента покушения на Колиньи – Екатерина Медичи распорядилась начать операцию. В два часа ночи с колокольни Сен-Жермен-л’Оксеруа раздались удары большого колокола. Вскоре ему вторили все колокола Парижа.

Любопытствующие, среди которых были гугеноты, стали первыми жертвами готовящейся расправы. Вскоре большинство людей превратилось в зверей.

Едва рассвело и стали видны белые кресты на стенах домов католиков, заранее нарисованные единоверцами во избежание ошибок, как началось избиение гугенотов. В большинстве случаев их застигали врасплох в постелях. Жертв не только избивали и протыкали копьями, но не гнушались глумиться над трупами.

Одним из первых был подвергнут истязанию адмирал Колиньи. Неудавшееся покушение раззадорило его врагов. Генрих де Гиз не мог отказаться от желания лично расправиться с адмиралом. В сопровождении своих верных людей он явился в дом адмирала. Колиньи мужественно встретил смерть. Цинизм палачей не знал предела. Слуга герцога, которому было поручено прикончить гугенота, прежде чем совершить свое злодеяние оскорбил доблестного воина вопросом, боится ли тот смерти. Колиньи пытался заставить наглеца уважать воинские заслуги. Его последними словами были: «Гордость дворянина и долг солдата помогут достойно встретить смерть». Труп адмирала был выброшен через окно во двор, где, ожидая конца казни, находился герцог Генрих де Гиз. Увидя наконец-то поверженного врага и удостоверившись, что месть за отца состоялась, победитель остался доволен.

В Лувре также шла расправа над гугенотами. Когда сквозь ад этого кровавого кошмара вождей гугенотской партии – Генриха Наваррского и принца Генриха де Конде – доставили к Карлу IX, за королем маячила фигура его матери. Размахивая кинжалом, Карл угрожающе прорычал:

– Обедня, смерть или Бастилия!

Генрих Наваррский согласился перейти в католичество, Конде отказался. Король в неистовом бешенстве замахнулся кинжалом. Его руку удержала королева-мать, со стенаниями она умоляла сына остановить свою карающую десницу. Генрих Наваррский и Генрих Конде были ей нужны как противовес герцогу Генриху де Гизу, который, будучи главой католической партии, после уничтожения гугенотов становился некоронованным владыкой Парижа. Карл, как всегда, уступил воле матери и приказал держать обоих Генрихов в строгом заключении в их апартаментах.

Массовые убийства охватили все кварталы города. Солдатам помогали горожане. Преуспевающие лавочники-гугеноты вызывали зависть и ненависть. Ослепленные злобой, жаждущие расправы врывались в дома гугенотов, подвергая их обитателей мучительной смерти. Жертвы сбрасывались из окон, с трупов снимали одежду и обнаженных швыряли в Сену.

Волна зверских убийств обрушилась и на студентов Парижского университета. Жертвами стали прежде всего молодые люди из Германии и Нидерландов, которых подозревали в распространении ереси.

К полудню число убитых составило две тысячи человек. Королевский указ о запрете репрессий был издан только 28 августа. За это время значительно возросло число жертв не только в Париже, но и за пределами города. Резня вышла из-под контроля ее зачинщиков, охватила почти все провинции королевства и продолжалась до 3 октября.

Отверженные гугеноты, особенно в южных провинциях, где они численно преобладали, платили той же жестокостью католикам. Разгоралась война всех против всех.

Прошло несколько недель после рокового дня 24 августа 1572 года. Террор, обрушившийся на Париж, кровавым пятном расползался по всей Франции. Избиение гугенотов, потрясшее столицу, вместо того чтобы унять народную ярость, охватило все королевство. Это было сродни чуме. К трем тысячам убитым в столице прибавились жертвы в провинции, общее число погибших приближалось к десяти тысячам. Расправа с предводителями гугенотов, задуманная королевой-матерью, оказалась столь грозным оружием, против которого вскоре все оказались бессильны. Сельские дворяне, которым принадлежали все земли в провинциях, не желали отставать от столичной знати, нашедшей отличный предлог для уничтожения исконного врага. Пример оказался заразительным: вскоре в расправах приняло участие мелкопоместное дворянство, а затем и простой люд. В деревнях доносы сделались в порядке вещей, и тем несчастным, кто был оклеветан, редко удавалось спастись. План королевы-матери избавиться от врагов государства и восстановить свое влияние на короля обернулся злой напастью, поразившей всю Францию. Достаточно было заурядной ссоры между соседями, и один тут же объявлял другого протестантом, и того незамедлительно уничтожали.