– Это ничего, это я так, по глупости. Давешние события, одно за другим, просто действуют мне на нервы. Вот я и плачу, сама не знаю почему.

– Бедная Виолента! Олоне так и говорил ночью, когда мы были одни.

– Как, он говорил обо мне?

– Ну да, а что тут такого? Мы целых три часа только о тебе и разговаривали. «Видишь ли, сестренка, – говорил он, потому что стал называть меня только так, – донья Виолента очень несчастная. Ей угрожает ужасная беда. И много чего еще». Утром, едва он оказался на воле, все его мысли были только о тебе, поэтому он меня и прислал. Ах, вот ты уже и улыбаешься! Вот и слезы уже высохли!

– Да, мне уже значительно лучше. Ты утешила меня, как и обещала. Спасибо, Майская Фиалка, ты добрая. Я тоже люблю тебя как сестру.

– Ах, я так ждала этих слов. Спасибо, Виолента.

В это мгновение снаружи послышался довольно громкий шум.

– Что это? – бледнея, воскликнула донья Виолента.

– Может, наши друзья подоспели? – предположила Майская Фиалка. – Но что бы там ни было, ничего не бойся, сестра. Я с тобой и сумею за тебя постоять.

Шум нарастал: грянуло несколько выстрелов, послышались стоны и крики боли; потом дверь вдруг резко распахнулась – и на пороге возникла герцогиня, бледная, потерянная.

– Мы пропали! – воскликнула она.

И чуть ли не замертво упала на руки дочери. Между тем Майская Фиалка одним махом свалила кое-какую мебель и соорудила в углу комнаты некое подобие баррикады, за которой укрылись герцогиня с дочерью. Сама же она, с гордо поднятой головой и пылающим взором, встала впереди дам. В тот же миг в комнату ворвались какие-то люди с физиономиями висельников во главе с Онциллой.

– Всякое сопротивление бесполезно! – громовым голосом крикнул он. – Сдавайтесь, вы мои пленницы!

– Это еще как сказать! – бросила в ответ Майская Фиалка, беря его на мушку.

Молодчик в изумлении отпрянул.

– Майская Фиалка! – воскликнул он. – А ты-то что здесь делаешь, девочка?

– Защищаю этих дам, – отвечала та. – Пока я жива, их никто пальцем не тронет. Посмеешь ли ты убить меня, Онцилла? Впрочем, что я говорю, ты же трус и только с женщинами и можешь сладить!

От столь дерзкого оскорбления Онцилла побледнел, лицо его перекосилось и на какой-то миг из красивого сделалось безобразным.

– Не говори так, девочка! – глухо пробормотал он. – По какому праву ты стоишь у меня на пути и мешаешь мстить?

– Мужчина, который мстит женщине, жалкий трус! – бросила она.

– Полегче, крошка, не стоит так заноситься передо мной, иначе!..

– Что иначе? Ты ничего не посмеешь сделать. Я тебя не боюсь. Да, я крошка, но сам знаешь, Береговым братьям я дочь. И если с моей головы упадет хоть один волосок, они тебя из-под земли достанут и кары тебе не избежать!

Онцилла хотя и был законченный злодей, но с головой. Он мигом смекнул, что тягаться с этим сорванцом в юбке, обожаемой дщерью флибустьеров, и впрямь глупая затея. К тому же он боялся, что вот-вот нагрянет Олоне с дружками, а значит, надо было скорее кончать с этим делом. Благодаря недюжинной силе воли ему удалось совладать с собой – и уголки его губ тронула едва заметная улыбка.

– Послушай, Майская Фиалка, – сказал он, – надеюсь, мы все же договоримся.

– Не думаю, – решительно возразила девушка. – Но я не вправе затыкать тебе рот. Говори, что ты хочешь от меня?

– Прежде всего, милая девочка, я хочу, чтобы ты поняла: я не желаю зла ни тебе, ни этим дамам. Ты только что отказалась выслушать меня и узнать, почему я говорил так грубо. Дело в том, что госпожа герцогиня де Ла Торре с дочерью – испанки и, насколько мне известно, они в большой беде, вот я и решил их спасти. А чтобы сбить с толку тех, кто за ними охотится, мне пришлось громко выкрикнуть, что я собираюсь их схватить. Ведь их положение запрещает им уповать на помощь Береговых братьев.

– Но ты же не Береговой брат, Онцилла.

– Да нет, девочка. Или, может, ты забыла, что видела меня на Санто-Доминго?

– Да, видела. А еще слышала, что тебя прогнали оттуда.

– Это ошибка. Дрейф отправил меня в Веракрус, чтобы подготовить все к захвату города. Это так же верно, как то, что он же послал меня и сюда, приказав доставить к нему этих двух дам, которых для их же безопасности надо было выдать за пленниц.

Такие путаные объяснения оказались слишком уж невразумительными для здравого, но не настолько изощренного ума девушки. Она приняла за чистую монету притворно-добродушное обхождение и напускное спокойствие коварного негодяя. Потом, его слова, несмотря на всю их замысловатость, на неискушенный взгляд девушки, походили на правду, которая должна была окончательно сбить ее с толку. На что Онцилла и рассчитывал.

– Может, все так и есть и ты говоришь правду, – отвечала девушка. – Только берегись, если обманываешь, Бог, а Он читает души, тебя накажет!

– Зачем же мне тебя обманывать, Майская Фиалка?

– Ладно, дай слово, что не врешь!

– Даю! – не колеблясь, бросил в ответ Онцилла.

– Ну, раз так, я не против, чтоб ты отвел женщин к Дрейфу. Но только с одним условием.

– С каким? Говори!

– Я не оставлю их одних.

– Я и сам собирался тебя об этом просить, Майская Фиалка, – слегка улыбнувшись, проговорил Онцилла.

Между тем обе женщины по-прежнему были без сознания. Майская Фиалка сама разгородила баррикаду. Герцогиню с дочерью перенесли на носилки. Майская Фиалка примостилась рядышком. По приказу Онциллы маленький отряд вышел из дворца и углубился в лабиринт окольных улиц.

В этом смысле Онцилла походил на дона Педро Гарсиаса: как и тот, он имел привычку уходить из города и возвращаться, минуя городские ворота.

Через десять минут похитители, верхом на крепких лошадях, выбрались через знакомую читателю брешь и уже мчались галопом прочь от города. Майская Фиалка ничего не подозревала: шторки носилок были задернуты, и она заботилась лишь о том, чтобы ее спутниц ничто не потревожило.

Однако спустя час девушка, которой удалось привести обеих женщин в чувство, заподозрила, что Онцилла не очень-то спешит к Дрейфу. Она чуть приоткрыла шторку – и ей хватило одного быстрого взгляда, чтобы понять: он подло обманул ее, хотя и не побоялся дать честное слово. Но она не стала роптать: любое возражение было бы бесполезно. Подручными Онциллы были сплошь завсегдатаи Гуляй-Разгуляя, то есть самые отъявленные проходимцы, – от них нельзя было ждать ничего доброго. Девушка наклонилась к спутницам и тихим, будто на выдохе, голосом произнесла три слова:

– Ничего не бойтесь.