– Среди племен круитни есть коранейд. Знаешь?

– Те, кто способен различить самый тихий звук?

– Они самые. Так вот, легенда гласит, что они – потомки корибантов. А далеко на юге, за великой землей и великим морем, есть остров корибантов. Там в пещерах рождаются боги, и корибанты охраняют младенцев. А еще говорят, что корибанты могли впадать в священный экстаз и говорить с богами. На том острове боги не только рождались, но и погибали. А еще – там поклонялись огромному подводному быку.

– Как наш Пейбиау?

– Именно.

– Ты думаешь, корибанты пришли сюда с того острова?

– Я не знаю. Как не знаю и того, откуда взялся Пейбиау. Нинниау – сын Бели, а кто отец морского быка?

– Ты хочешь сказать…

– Во всем Прайдене ответ знает только твой знакомец.

– Седой?

– Да, Ху Кадарн. Но он вряд ли расскажет. А спрашивать Пейбиау я не рискну. Я видел его один раз в жизни – и не очень хочу встречаться снова.

* * *

В одном из поселений круитни, через которые они проезжали, их ждал слепой певец.

– Я приветствую Господина и Госпожу кромлехов, – церемонно сказал он. – Готов поспорить на золотую застежку, в этих краях вы не найдете лучшего барда. Чем я могу порадовать великих владык? Песнями битвы или любви?

– Спой о любви, – улыбнулся Марх.

И тот запел.

Он пел о прекрасной любви Тристана и Изольды, о том, как любящих преследовал король Марк, как те укрылись в чудесном лесу, как Тристан вернул Изольду мужу, а сам потом женился на другой Изольде…

Друст стискивал рукоять меча, готовый зарубить певца на месте, Эссилт то бледнела от ярости, то краснела от стыда, и только Марх сохранял внешнее спокойствие, сдерживая обоих и цедя сквозь зубы: «Дослушаем».

– Кто научил тебя этой… этой лжи?! – вскочила Эссилт, когда сказитель допел.

– Это не ложь, госпожа моя. Это чистейшая правда. Я слышал ее от самого́ знаменитого Рифмача, а тот, когда был юн, жил в Волшебном Лесу и знал королеву Изольду.

– Вот оно что… – протянул Марх. – Рифмач еще жив, сколь я слышал? Навестим?

– Я ему голову срублю за насмешку! – выпалил Друст.

– А тебя-то что возмущает? – приподнял бровь король. – Оклеветали Эссилт, опозорили меня…

– Насмешка злей клеветы, – опустил голову сын Ирба.

За несколько дней они добрались до Рифмача.

Навстречу им вышел древний старик, в котором не узнать было прежнего любовника Рианнон.

– Я ждал вас, – сказал он, медленно кланяясь и с трудом разгибая спину.

Будь причина встречи другой, Эссилт бы вслушалась в то, как Рифмач говорит: ведь доселе она слышала только его пение. Но сейчас королева не помнила об этом и вместо приветствий закричала:

– Как ты посмел насочинять всё это?!

– Госпожа, прости меня, но люди любят песни о понятном. Молодая королева, влюбленная в юного воина, – это им привычно…

– А жена, вопреки всему хранящая верность, – такого даже в легендах не бывает? – усмехнулся Марх.

– Ты много знаешь сказаний о верности, король?

– Сейчас не вспомню ни одного.

Замолчали.

– Но почему надо было петь про меня и Риэнис?! – вскинулся Друст.

– Разве я пел о Риэнис? – приподнял бровь старик. – Я пел о другой Изольде, не более.

– Зачем ты изменил имена? – спросила королева. – Они ведь всё равно остались узнаваемы.

– Я не менял, моя госпожа. Язык изменился. Тебя теперь будут звать Изольдой, привыкай.

– И почему я не зарублю тебя на месте? – задумчиво проговорил Марх.

– Причины две, мой король, – отвечал Рифмач, и Эссилт с грустью подумала, как же мало осталось от его голоса. – Во-первых, ты бы убил только старика, но не мои песни. А во-вторых, ты понимаешь: я создал песню о любви, озаряющей души. Правда еще выше и еще прекраснее – но она слишком хороша для людей, они ее не поймут. Мой вымысел – всё равно что разбавленное вино: бодрит, но не ударяет в голову.

– Но если всё равно сочинять, то почему про меня и Друста? Почему не про Сархада? – тихо спросила королева.

– Чтобы спеть про тебя и Сархада, нужен поэт посильнее меня, госпожа. Быть может, один из моих потомков сложит сказание о вас. Но не я.

– И он тоже перевернет реальность до неузнаваемого? – хмыкнул Марх. – Ради высокой поэзии?

– Кто знает… – развел руками Рифмач.

* * *

Горный край Альбы защищает свой народ каждым камнем, каждым уступом скалы.

Корнуолл и Кимра укрывают своих воинов морскими туманами, заманивают врагов в непроходимые топи.

Срединная страна, Ллогр, которую через много лет назовут Англией, – широкие равнины, ленивые реки, мягкие холмы… Обильная земля, желанная земля. Она словно роскошная женщина, которой все равно, кто ее ласкает. Был бы пахарь умел, был бы эрл силён. Она отдастся любому – легко и щедро. И будет принадлежать ему, покуда не придет более удачливый, более сильный, более жадный.

Когда они миновали Адрианов вал, Эссилт попросила:

– Марх, давай поедем прямо в Корнуолл? Очень далеко и…

– Что за «и»? – нахмурился король.

– Я не хочу появляться в Каэр-Лундейне.

– Вижу.

– Марх, нас с тобой слышала вся Альба. Значит, и Ллогр – тоже. Ты сам говоришь: при дворе Артура большинство воителей – из Волшебной страны. Показаться им – чтобы дать новую пищу сплетням? чтобы опять стали говорить обо мне, тебе, Друсте, Сархаде? Я не могу!

– Девочка моя. Если мы не поедем туда – мы доставим еще большую радость сплетникам.

– Марх, меня один раз уже раздевало взглядами сборище нелюди – на Самайне, с Сархадом. Второй раз я этого не вынесу!

– И что тебе тогда сказал Сархад?

– Что надо надеть лучшие одежды и смотреть на это сборище с гордым презрением.

– Я тебе скажу то же самое. Мы пробудем там недолго. Потом уедем в Корнуолл – и никаким сплетникам не будут интересны любящие муж и жена.

– Я боюсь ехать в Лундейн…

– Надо, Эссилт. Ты понимаешь это не хуже моего.

Кавалькада ехала по равнинам на юг, к Каэр-Лундейну.

Как-то Эссилт спросила мужа:

– Ты говорил, что Артур был признан королем. Он что же – не выходил на бой с Кабаном?

– Выходил, – кивнул Марх. – Но позже. И с дружиной.

– Разве такое возможно? Это же…

– Это всего лишь изменение обычаев. Со временем всё меняется. А Артур – человек, не забывай. Он не смог бы выдержать то испытание, которое прошел я.