— Эй, по всему городу пункты обмена шприцев есть. В «Хранителе Залива»[6]перечислены.

— Спасибо, — ответил Фланелевый. Опять отвернулся, но Эбби снова его схватила.

— Мы будем в «Стикляном Кате» — там сегодня готы собираются. Пятисотый квартал по Четвертой улице. Я там знаю одного сбытчика. Ну, вам для героина же надо.

Фланелевый кивнул и снова посмотрел на портрет Байрона у нее на майке. «Ебать мои носки. Он так смотрит на мою растекшуюся гушь».

— Благодарю вас, миледи, — произнес Фланелевый. И пропал — в темных пустошах между стеллажами с тампонами.

— Это чего было, а? — заныл Джеред. — Он же такой… как из «Счастливых дней».[7]— Джеред Белый Волк много времени проводил за просмотром «Ника по ночам» — если не в тягостных раздумьях и не в хлопотах из-за собственной внешности.

Эбби кинулась в полу черного пыльника Джереда и заколотила кулачками по его утлой груди.

— Ты что, не видел? Ты же не видел.

— Чего? Как ты полную шлюху лепила?

— У него были клыки, — сказала Эбби.

— Так они и у меня есть. — Джеред сунул руку в карман и вынул парочку идеальных вампирских клыков стоматологического качества. — Тю. Их сейчас все носят.

— Да, но у него они выросли! Я видела. Пошли. — И Эбби потащила Джереда Белого Волка за огромные лацканы, похожие на крылья летучей мыши. — Мне нужно переодеться во что-то пожарче перед клубом.

— Постой, я «Холлзов» хотел купить. У меня в горле саднит, мы вчера столько гвоздики выкурили.

— Скорей. — Пряжки черных сапог на платформе у Эбби звякали, когда она тащила своего друга мимо помад и средств для волос, чтобы он ими не успел заинтересоваться.

— Ладно, — сказал Джеред, — только если я сегодня не встречу никакого симпатичного парнишку, тебе придется сидеть со мной всю ночь и гладить меня по голове, а я буду плакать.

— Ты бы попробовала черную помаду, — сказал Томми, когда они с Джоди подходили к дому со множеством пакетов в руках. Он по-прежнему думал про парочку из магазина. Впервые с десятого класса ему пригодилось знание поэзии романтизма. Он тогда какое-то время старался косить под трагического романтического героя — хмурился и пялился, стиснув зубы, перед собой, в уме сочиняя мрачные стихи. Но выяснилось, что трагично смотреться в Недержанье, штат Индиана, просто-напросто излишне, а кроме того, мама все время кричала на него, и он забывал рифмы. «Томми, если будешь так скрипеть зубами, — говорила она, — они у тебя сотрутся и придется носить вставные, как у тети Эстер». Томми же хотел только одного, как у тети Эстер, — бородку. Тогда можно было бы хмуро озирать вересковые пустоши и задумчиво ее поглаживать.

— Ага, — сказала Джоди. — Потому что мне нужно еще очевиднее подчеркнуть, что я нежить, которая пьет у живых кровь.

— По-твоему выходит очень мерзко.

— Нет, я в приятном смысле.

— А.

— Потому что дело ж вовсе не в том, что нас люди не поймут, узнав, что мы вампиры, потому что мы совершили промах и, ох, я не знаю, ОБНАЖИЛИ КЛЫКИ ПРЯМО ПОСРЕДИ, БЛЯДЬ, МАГАЗИНА.

Томми чуть не уронил пакеты. Об этом Джоди ничего не говорила весь вечер. Он надеялся, что она не заметила.

— Это случайно вышло.

— Ты назвал ту девчонку «миледи».

— На нее произвел впечатление мой Байрон.

— Ну да, еще бы — твой Байрон, вероятно, тоже немного торчал, нет?

— Все было не так.

— У тебя слюни текли. — Джоди остановилась у их пожарной двери и полезла в карман куртки за ключом.

Томми обошел ее.

— Я пока не привык. По-моему, у меня неплохо получается. Моя жуткая бледность, очевидно, поразила даму в пункте обмена шприцев. — Он сунул руку в пакет и вытащил веер стерильно упакованных одноразовых шприцев с колпачками.

— Поздравляю, теперь ты можешь работать под героинщика с положительным анализом на ВИЧ.

— Tres chic.[8]— Томми ухмыльнулся, как, в его представлении, мог бы ухмыляться сексуальный итальянский мужчина-проститутка.

— …который прилюдно пускает слюни, — добавила Джоди.

«Черт, на нее не действует моя ухмылка сексуального итальянского мужчины-проститутки», — подумал Томми. А вслух сказал:

— Не груби мне, я новенький. У меня губы не сходятся, если вылезают клыки.

Джоди повернула ключ и распахнула дверь. Там на площадке в отключке лежал Уильям, мужик с огромным котом, а на груди у него спал Чет — собственно огромный кот.

— Я тебе говорил, что получится, — сказал Томми.

Джоди шагнула к лестнице и закрыла за собой дверь.

— Давай ты первый.

Через пятнадцать минут, сложив пять шприцев с кровью в холодильник, Томми сказал:

— Все это вампирство будет здорово.

Кусая Уильяма, он призадумался — не просто пытаясь обороть в себе мысль о физической близости с настолько скверно пахнущим мужчиной, но и о близости с мужчиной вообще. Однако протерев шею Уильяма ваткой с медицинским спиртом, который они купили в аптеке, и утешив себя тем, что большинство вампиров в литературе все равно сексуально амбивалентны, Томми поддался голоду по крови.

Теперь ему было гораздо спокойнее — проблема еды решена. Ну, хотя бы на некоторое время. Если его друзья их не прикончат в ближайшую пару дней, ему, быть может, и понравится быть вампиром. Томми повернулся к Джоди — и нахмурился.

— Но никак не могу избавиться от мысли, что это, может, и неправильно — так пользоваться бездомным пьянчугой.

— Можно просто пойти на охоту и поубивать людей, — бодро ответила Джоди. У нее в углу рта осталась корочка подсохшей крови Уильяма. Томми лизнул себе большой палец и стер.

— Но мы, правда, подарили ему прекрасный свитер для огромного бритого кота, — сказал он.

— Я его очень любила, — сказала Джоди. — А кроме того, мы ему предоставляем теплую площадку для ночлега, — добавила она, сама нырнув в эту теплую кучу собачьих какашек — самооправданий Томми.

— А если каждый день брать будем понемножку, ему станет гораздо лучше. Мне же было отлично.

— И сами не сопьемся.

— Кстати, как ты себя чувствуешь? — спросил Томми.