Родители, однако, настаивали на операции. «И не просите, – решительно заявил Гермес. – Я медик, а не садист, поэтому знаю: хирургическое вмешательство уже бесполезно. Не осталось ни одного шанса». – «Тогда мы найдем другого врача», – заявили родители Камилло и с этим уехали.

– Кто сделал мальчику операцию? – спросил Гермес.

– Знаменитый хирург, ученый с мировым именем, – ответил помощник прокурора. – Вы не могли о нем не слышать. Это Аттилио Монтини.

Гермес побледнел, и прозорливый служитель правосудия злорадно подумал: «Все, выдержка начинает ему отказывать. Еще немного, и он расколется».

Как хотел бы Гермес никогда в жизни не слышать этого имени! Но судьба связала его с Аттилио Монтини нерасторжимыми узами. Связала навеки. «Великий» Аттилио Монтини больше всего на свете любил аплодисменты, щелчки фотоаппаратов, жужжание кинокамер, интервью. Ради очередной рекламы он вполне мог прооперировать обреченного ребенка. Какая разница, если его пациент умрет через несколько недель? Об этом газеты уже не напишут. Зато сиюминутный успех он себе обеспечит.

– Я понял по вашей реакции, что вы хорошо знаете профессора Монтини, верно? – спросил помощник прокурора.

– Верно, – подтвердил Гермес.

– А как насчет двух миллионов?

– Каких двух миллионов? – с искренним удивлением спросил Гермес, который уже успел забыть о самом первом вопросе своего мучителя.

– Тех самых, что вы получили за внеочередную операцию.

– Видите ли, в больнице я получаю зарплату за свою работу. Не в моих привычках брать вознаграждение за операции. В жизни такого не было.

– Вы можете это доказать?

– И не собираюсь ничего доказывать, – с нарастающим раздражением сказал Гермес. – Считаю это ниже своего достоинства.

– А вот синьор Лева может.

– Может что? – не понял Гермес.

– Может доказать, что дал вам деньги, хотя вы, чтобы не оставлять улик, отказались от чека и взяли наличными.

Гермес перевел недоумевающий взгляд на адвоката, и тот улыбнулся ему ободряющей улыбкой.

– И как же, интересно, он может это доказать? Все ваши обвинения – чистый вымысел, вы попали пальцем в небо.

Гермесу хотелось крикнуть прямо в круглое носатое лицо этого нахального типа, что он лжец и ведет грязную игру, но вспомнив, сколько было в мире оклеветанных людей, которые пытались и не могли защитить свою поруганную честь даже с помощью бесспорных аргументов, он сдержался.

– Пусть доказывает, – сказал он вслух.

– Свидетельские показания синьора Лева не вызывают сомнений, – сказал помощник прокурора, – синьор Лева – очень надежный свидетель. Кстати, вы знакомы с доктором Макки?

– Естественно, знаком. Джанни Макки – мой бывший ассистент, самый безнадежный…

Молодой адвокат, бросив на Гермеса предостерегающий взгляд, перебил его вопросом:

– Простите, господин помощник прокурора, а какое отношение доктор Макки имеет к обсуждаемому вопросу?

Оставив без внимания вопрос адвоката, помощник прокурора продолжал вести допрос по заранее подготовленному плану.

– Значит, доктор Макки был вашим ассистентом, так-так… Однако вы его не жаловали, даже больше того, вы его в грош не ставили.

– Я вам уже сказал, хирургия – не его призвание, так что в определенном смысле вы правы, – согласился Гермес, не замечая, что адвокат, ерзая на стуле, пытается подать ему знак замолчать.

Опасения защитника были не беспочвенны: откровенные признания Гермеса легко можно было использовать против него.

– Считая его пустым местом, вы не стеснялись при нем набивать себе карманы, обещая несчастным больным привилегированное положение в подведомственной вам больнице.

– Я это полностью отрицаю! – начиная терять самообладание, воскликнул Гермес и беспомощно посмотрел на адвоката.

– А вот доктор Макки, напротив, подтверждает факт взятки и готов заявить под присягой, что видел, как синьор Лева передал вам два миллиона наличными.

– Это ложь.

Гермесу казалось, что он проваливается в пропасть, и ему не за что уцепиться, чтобы спастись. Сначала его арестовали прямо на глазах коллег, сейчас распинают на этом постыдном допросе, обвиняя во взяточничестве и в смерти девятилетнего мальчика. Профессиональная непригодность, корыстные интересы на государственной службе, моральное разложение…

– Мне нечего сказать, – обратился он к блюстителю закона. – Сколько бы я ни декларировал свою невиновность, значения это иметь не будет.

– Да, значение имеют только факты, – с садистской улыбкой подтвердил помощник прокурора.

Видимо, ужасные обвинения, из-за которых его подвергают сейчас унизительному допросу, были заранее подготовлены кем-то очень расчетливым и трезвомыслящим. Кем-то, кто ненавидел его, кто сыграл на родительских чувствах и подтолкнул несчастного отца к мести.

С улицы доносились взрывы новогодних петард. Джулия наверняка уже в Милане, а он, профессор Корсини, ученый с мировым именем, известный, уважаемый всеми хирург, через несколько минут будет отправлен из Милана в тюрьму Сан-Витторе.

– Должен вас предупредить, что в случае вашего чистосердечного признания приговор суда будет более снисходительным.

Гермес еле сдержался, чтобы не дать пощечину за такое оскорбление. Какое право имеет этот человек считать его виновным до суда?

– По закону я, кажется, имею право хранить молчание? – спросил он адвоката.

– Да. В процессе следствия вы имеете право не отвечать на вопросы, – подтвердил молодой адвокат.

– В таком случае я воспользуюсь этим правом.

Когда его выводили из отделения полиции, собравшиеся перед входом журналисты, фото– и телерепортеры запечатлели столь важное событие, и теперь враги Гермеса, не упустившие в своих расчетах и эту деталь, могли довольно потирать руки.

Казалось, он должен был праздновать победу, но к горлу подступила тошнота.

– Нет, только не это! – воскликнул он.

– А я именно так себе это и представляла, – с наслаждением глядя на экран, сказала она. – Наконец-то справедливость восторжествовала!

– Боже мой! Они же его живьем вгоняют в гроб!

На телевизионном экране в это время показывали арестованного Гермеса Корсини, и диктор сообщал, что его перевозят в тюрьму Сан-Витторе.

Пораженный до глубины души, Джанни Макки смотрел на своего бывшего учителя, которого любил и ненавидел одновременно и который даже в такую страшную для себя минуту держался с необыкновенным достоинством. Гермес Корсини выглядел не поверженным идолом, а мифическим героем, одержавшим победу над ничтожным миром, над бездарностью, над серой, мелочной жизнью; героем, который никогда не сдается. Побежденным оказался он, Джанни Макки, это ему надели наручники, это у него отняли свободу.