— Э-эх, башка моя старая… — дед долго крутил связку ключей, снял с колечка один и дал его Люше. — Я на всякий случай на улицу дверь открытой оставлю. Вдруг что…

— Вот спасибо вам, Василь Иваныч! — с чувством поблагодарила Люта.

— Спасибо на плечи не накинешь, — поправил завязанную узлом пашмину дед. — Ты мне после какой аксессуар бедовый подаришь. Ну, может, ненужный… — опустив голову, пробурчал Василь Иваныч.

— Конечно, подарю! Ну-у… булавку для галстука!

— Нет, лучше кольцо для шейных платков, — быстро выпалил дед, видимо, готовый к такому обороту. Юля с готовностью кивнула.

— А ключ как вернуть?

— Да у меня, думаешь, дубликата нет? — отмахнулся модник. — Ну, бывай, ищи на голову приключений, сыщица…

Люша вздрогнула от этих слов, но Василь Иваныч оставался невозмутим.

Миновав подвал, Юля поднялась по лестнице и уткнулась в железную дверь, которую с легкостью открыла ключом. Она оказалась в светлом коридоре. Наверх вела добротная каменная лестница, а справа была незапертая женская раздевалка. Сыщица заглянула в нее. Большинство шкафчиков оказались распахнуты, на одной из лавок валялась женская футболка.

«Ну, Василь Иваныч! Ты, никак, по случаю девчачьи вещи прикарманиваешь! Потому и ключ…» — догадалась Люша. В этот момент она услышала тяжелые шаги в коридоре и громкий мужской голос:

— Я что, терминатор? В туалет сходить не могу?! И ничего я не бросал оружие! Все со мной…

Другой голос, видимо, принадлежащий человеку, стоящему на верхней площадке лестницы, что-то произнес неразборчиво.

Первый, приближаясь к раздевалке, крикнул:

— Да проверено сто раз уже! Нет его здесь! За двором нужно следить, там сейчас пойдет потеха.

Люша едва успела юркнуть в один из шкафчиков, прикрыв дверцу и сложившись со страху невообразимым образом, в виде эмбриона. Чувство смертельной опасности погнало сердце в галоп. Юлия определенно вляпалась в какую-то чудовищную историю. Шаги прозвучали совсем близко, но, видимо, «голос» лишь заглянул в раздевалку. Он прошелся по коридору вперед-назад, ткнул с силой запертую железную дверь в подвал и зашагал вверх по лестнице, что-то бормоча про камеры, расположением которых, видимо, был страшно недоволен. («Слава Богородице, железную дверь я заперла!» — мысленно перекрестилась Люша.) Высунув голову из шкафчика, она огляделась, долго вслушивалась и, убедившись, что вблизи никого нет, вылезла из неудобного укрытия, с трудом разминая затекшие ноги. В панике она помчалась к двери, прочь из этого пугающего дома: к подвигам любопытства ради Люша была не готова. И тут за ее спиной раздался тихий, но властный мужской голос: «Стоять! Руки за голову…»

Концерт завершился, и Ирма Андреевна пригласила всех к памятнику Мандельштаму для общей фотографии.

— Все, господа, все-все до единого! Марта Матвеевна просит сплотиться нас, и каждому впоследствии будет дана памятная карточка! — взывала со сцены ведущая. Бомонд, разбившийся на пары и группки, болтая, медленно стал подвигаться к бюсту, основание которого было усыпано красными и белыми розами.

Пример организованности подала сама Гладкая, встав около бюста с голливудским актером, который, сняв очки, что-то с улыбкой говорил миллиардерше. В ответ она мило краснела. Наконец, толпа выстроилась в несколько рядов, и фотограф Марты Матвеевны стал командовать, чтобы некоторые подвинулись вперед-назад или стали теснее друг к другу. Длилось это довольно долго. Ситуацией воспользовались московские журналисты и взахлеб щелками фотоаппаратами. К каждому из них подходили охранники и просили подождать в холле института, дабы не нарушать качество кадра своей суетой и вспышками. Фотографам пришлось подчиниться.

Екатерина оказалась вновь соседкой «бульдожки», хотя вовсе об этом не заботилась. Она, поглядывая на пресс-секретаря Марты Матвеевны, которая всунула с любопытством голову между своей благодетельницей и кинозвездой, твердо вознамерилась взять интервью именно у этой девицы и даже придумывала яркое обращение к Вятской. Но портретист Онежский отвлек Катю:

— Приятная неожиданность! Мы снова вместе. Я весь концерт любовался вашей шеей.

Катерина невольно тронула предмет его любования. Каштановые волосы Димитриевой были забраны наверх, один локон спущен на плечо, другой — на щеку. Прическа вроде держалась.

— Я уверен на сто процентов, что вы фотогеничны.

Катя вспыхнула и замотала головой: «Как раз наоборот!»

— Вас снимали плохие фотографы, я бы…

Он не договорил, так как всех попросили нацепить улыбки, замереть и смотреть в объектив.

— Внимание, господа! — крикнул фотограф и… раздалось несколько коротких хлопков. Два охранника Олигарха и телохранитель Главы думской Фракции, которые не оставляли своих подшефных ни на минуту, стали оседать под визг толпы. Они были убиты снайперскими выстрелами, которые раздались с крыши особняка. Артистка Пучкова в оцепенении смотрела на красную дыру, зиявшую во лбу огромного телохранителя парламентария. Глаза парня с изумлением уставились в небо. Впрочем, происшедшее, казавшееся Оксане Петровне бесконечной чередой кадров замедленного фильма, длилось считаные секунды. Бодигард рухнул и погреб под тяжестью своего тела вопящую чтицу. На все это с ужасом взирал слуга народа, оставшийся без охранника и растерявший вмиг свою показную экспрессивность.

— Какого дьявола?! — жалобно выкрикнул он, обернувшись к Марте Матвеевне, замершей с раскрытым ртом, после чего попытался рвануться из визжащей толпы.

Первый порыв людей — бежать сменился движением прижаться друг к другу, спрятаться за спину соседа: бомонд был взят в кольцо вооруженными официантами, переодетыми в бойцовскую форму. Семь юнцов нацелили автоматы на заложников.

— Черт, «Калашниковы»! — вскрикнул Адвокат, в лоб которого было наставлено оружие, и сел на корточки, прикрыв голову руками.

Олигарх же оказался мужчиной рисковым. Он выхватил пистолет из наплечной кобуры одного из своих убитых телохранителей и вскинул в ярости руку. Но не успел взвести курок, как взвыл от боли и сложился пополам, схватившись за простреленное плечо. Асенька, занявшая место фотографа, который неуклюже шлепнулся, уронил аппарат, встал на четвереньки и пополз к выходу, где его за шкирку поднял громила-секьюрити и приказал стоять рядом с собой, безупречно «нейтрализовала» оказавшего сопротивление Олигарха. Выстрелив, она перекинула свой браунинг в левую руку и взяла мегафон у Николая Николаевича, который также держал под прицелом любителей поэзии.

Двое боевиков, выскочивших из дома, вклинились в толпу, чтобы отнести трупы к сцене. Теряющего сознание Олигарха подхватил один из «чужаков». Он втащил миллиардера в институт.

— Твари! За яйца подвесить, к стенке! — вопил Экономист. Его ударил прикладом по затылку Петруччо, глаза которого были расширены и будто налились безумием. Экономист, схватившись за голову, упал в объятия известной Оппозиционной Журналистки, смотревшей на происходящее с исследовательским прищуром. Она будто прикидывала, как по поводу скандального вечера «вмажет» власти завтра в эфире.