— Кажется, мы вовремя успели закончить, — сказала она, взглянув на тучи.

Опершись на протянутую Навроцким руку, она легко вскочила на ступеньку авто, но проскользнула не на заднее сиденье, лучше защищённое от дождя, а на переднее, оказавшись рядом с князем.

2

Вниманием мужчин Анна Федоровна была награждена в избытке и пользовалась им как чем-то само собой разумеющимся. С тех пор как ещё девочкой она впервые услышала от мужчины похвалу своей красоте, прошло уже так много времени, что она давно успела привыкнуть и к своей привлекательности, и к неизбежному мужскому ухаживанию. Позже, когда её красота расцвела в полную силу, она научилась принимать комплименты мужчин без малейшего жеманства, не придавая им никакого значения, а порой даже внутренне раздражаясь их скучным однообразием. Возможно, поэтому её скользящий томный взор чаще задерживался на мужчинах, которые ей этих комплиментов не делали. Одним из таких мужчин был и князь Феликс Николаевич Навроцкий. Он никогда не льстил, был с ней прям и даже, быть может, излишне сдержан, но сердце без труда подсказывало княжне, что он просто-напросто в неё влюбился. Навроцкий ей, безусловно, нравился. Ей приятно было с ним кокетничать, разжигая в нём чувство, но это был, скорее, лишь природный женский инстинкт, который заставляет женщину создавать вокруг себя магнетическое напряжение, притягивающее одних и отталкивающее других Стараться нравиться мужчине, который ей самой приглянулся, было естественной потребностью княжны. Как и всякая другая женщина в подобных случаях, она не знала, к чему это может привести и должно ли это вообще куда-то вести, но, как и любой другой женщине, ей доставляло удовольствие оставаться некоторое время в сладостном неведении, балансируя на острие возбуждающего воображение, но, в сущности, безобидного флирта. Ей казалось, что она в любой момент может остановиться или, напротив, позволить себе без оглядки свалиться в пропасть, если ей этого захочется. Так, впрочем, полагают многие женщины, спохватываясь только тогда, когда настойчивость и ловкость бравых мужчин, способных на многое для достижения известной цели, и собственная слабая воля наивных дочерей Евы уже сделали своё дело и пропасть уже приняла излишне самоуверенных бедняжек в свои объятия. Но опыт Анны Фёдоровны был не столь велик, чтобы прозревать все тонкости и ковы этой борьбы полов. До сих пор ей ещё не приходилось проливать слезу из-за особ противоположного пола, и в увлекательной игре с ними она видела лишь приятную сторону. Так почему бы не пококетничать? Почему бы немного, самую малую толику, не влюбиться? Навроцкий представлялся ей вполне подходящим для этого объектом. И хотя Феликс Николаевич был лет на двадцать старше самой Анны Федоровны, держался он молодцом. Ей нравилась его зрелая, неброская мужская красота и особенно располагающий к себе взгляд умных, печальных глаз. Невзирая на свою молодость, она уже знала: мужчина — что коньяк: чем старше, тем вкуснее.

Лёгкая усталость после игры не мешала Анне Фёдоровне чувствовать себя превосходно. Усаживаясь в автомобиль радом с Навроцким, она хотела чуточку его эпатировать — только и всего. Аристократическое происхождение и привлекательная внешность не сделали княжну девушкой сухой и высокомерной, и свойственная ей склонность к шуткам и проказам, проявляясь иногда самым неожиданным образом, лишь добавляла ей прелести и неотразимости в глазах мужчин. Когда она подумала, что удобнее всё-таки сесть сзади, было уже поздно: автомобиль тронулся с места. Она украдкой взглянула со своей боковой позиции на князя, но его мужественный профиль ничего не выказывал. Казалось, Навроцкий был совершенно равнодушен к её манёврам и дислокации.

Они проехали несколько кварталов молча, и Анна Фёдоровна, не выдержав этой странной бессловесной близости, заговорила первой:

— Моё приглашение, Феликс Николаевич, остаётся в силе. Маме вздумалось устраивать литературные журфиксы, и никто не смог её отговорить. — Она слегка повела плечами и поморщилась, показывая своё скептическое отношение к начинанию родительницы. — В эту среду будут читать стихи. Приходите и вы.

— Признаюсь, я далёк от современной литературы, — сказал Навроцкий, — и, увы, не могу похвастать никакими достижениями в этой области, кроме написанных когда-то в юности стихов. Но я люблю читать… И увидеть вас уже в среду будет для меня превеликим удовольствием.

«Превеликим удовольствием… Я становлюсь похожим на Блинова», — подумал он, недовольный собою.

— Кстати, как складываются отношения с литературой у господина Блинова?

«Ревнует?» — пришло на мысль княжне.

— Не знаю, — ответила она, пристально поглядев на князя. — Он, кажется, не приглашён.

И тут же она задалась вопросом: в самом ли деле влюблён в неё Навроцкий или только притворяется? Ей хотелось, чтоб непременно был влюблён, и, укрепляя занятые позиции, она совершила ещё один смелый манёвр: прощаясь с Навроцким у подъезда своего дома, она быстро поцеловала его в щёку и уже в дверях, кивнув швейцару, обернулась и помахала князю рукой. По её разумению, это должно было подействовать, и она не ошиблась.

3

Остальную часть дня Навроцкий был бодр и весел и, несмотря на утреннюю игру в теннис, с полчаса боксировал в углу своего просторного кабинета, нанося удары по подвешенному к потолку тяжёлому кожаному мешку. Во время занятий боксом и затем под душем он часто обдумывал те или иные дела, и решения, созревавшие у него в голове в эти минуты, часто оказывались лучшими. Но сейчас, пустив душ и стоя под его освежительными струями, он мог думать только об Анне Федоровне, о неожиданном прикосновении к его щеке её влажных и нежных губ, о загадочном прищуре тёмных серо-зеленых глаз, прозрачных, отливающих под лучами солнца чудным маслиновым колером…

Перед вечером стрелка барометра в кабинете Навроцкого поползла влево и вниз, погода резко переменилась. Хлёсткий, порывистый ветер бросал в окно брызги дождя и первые пригоршни осенних листьев. Афанасий, служивший ещё у Николая Евграфовича, отца Навроцкого, принёс дров и растопил камин. Наложив пластинку с записью Adagietto из Пятой симфонии Малера, Навроцкий завёл граммофон и расположился перед камином. Хорошо было вот так сидеть в глубоком кресле перед согревающим и тело и душу огнём, когда за окном бушевала петербургская непогода. Приятное потрескивание дров и причудливая пляска языков пламени в очаге вызывали в возбуждённом событиями прошедшего дня сознании князя неясные образы. Свежие впечатления, в которых на первый план выходила точёная фигурка Анны Фёдоровны, сменялись картинами последнего лета, а их в свою очередь вытесняли туманные дали счастливого детства. Все эти образы, картины и впечатления мешались и теснились в голове князя, не давая ему сосредоточиться на какой-то одной мысли, но он не сопротивлялся этому потоку видений,