или «Кюба», и разговаривать на эту тему он мог часами. Впрочем, Навроцкий охотно верил в то, что Феофилов задуманного добьётся, ведь ещё недавно он держал не ресторан в центре города, а лишь два дешёвых трактира на окраине.

Закончив панегирик своему детищу, Прокл Мартынович из вежливости поинтересовался делами Навроцкого.

— А кто у вас управляющий? — спросил он князя, когда тот, заговорив о положении на бирже, посетовал на то, что во всё приходится вникать самому.

— Шнайдер Иван Карлович, — сказал Навроцкий.

— Шнайдер? Знакомая фамилия… Погодите… Знавал я одного Шнайдера лет пять назад. Нет, вру. У того была фамилия Шнейдер. Он был управляющим у моего троюродного дяди, украл у него десять тысяч и был за это сослан в Сибирь, в каторжные работы. Впрочем, не ваш ли это Шнайдер? Заменить одну букву в фамилии большого ума не надо. Вы с ним поосторожнее.

— Мне его рекомендовала графиня Дубнова… Да и немцев с такой фамилией, я полагаю, в Петербурге найдётся немало… — Навроцкий задумался, затем добавил: — Я держусь того мнения, Прокл Мартынович, что если человек совершил проступок и был за него наказан, вряд ли он повторит ту же ошибку. Соблазнится, скорее, человек ещё не отведавший греха.

— Гм… Необычная у вас теория, Феликс Николаевич. Но кто знает, кто знает… А вы всё же поосторожнее…

Прощаясь с Навроцким, Прокл Мартынович, по обыкновению, пригласил его в свой ресторан:

— Что-то вы, Феликс Николаевич, давненько не заглядывали к нам. Ждём-с, ждём-с… Милости просим-с… Всегда рады-с…

4

Иван Карлович Шнайдер был родом из обрусевших немцев. Отец его служил управляющим крупным имением в одной из южных губерний. Сызмала сопровождая отца в поездках по обширным земельным владениям, постоянно слушая его разговоры с крестьянами и с хозяином-помещиком, Иван Карлович рано смекнул, что, имея в руках власть управляющего и правильно ею пользуясь, можно составить себе неплохое состояньице. В основе материального достатка управляющего, по мнению Ивана Карловича, должна лежать полнейшая убеждённость хозяина в процветании вверенного управляющему хозяйства, даже если это процветание на поверку оказывается иллюзией. Поэтому проведение отчётливой грани между иллюзией и действительностью Иван Карлович не считал в своей деятельности первейшей задачей. Напротив, ему было покойнее, когда эта грань в результате его трудов притуплялась настолько, что нащупать её был не в силах ни он сам, ни самый педантичный и дотошный контролёр.

На службу к Навроцкому Шнайдер поступил год назад, но не деревнями его управлять, а бумагами, векселями и прочей движимостью. Тем не менее Шнайдеру доставлялась и отчётность из имений Навроцких, законной хозяйкой которых была мать князя Екатерина Александровна. С некоторых пор княгиня Навроцкая пожелала, чтобы её единственный сын, давно проживавший в Петербурге и не баловавший её своими приездами, был в курсе хозяйственных дел. Чтобы возможная смерть её не застала сына врасплох и не привела к расстройству хорошо налаженного хозяйства, в Петербург регулярно высылался подробный отчёт о состоянии дел в имениях. Феликс Николаевич, однако, редко заглядывал в эти бумаги: ему хватало забот об управлении выделенным матерью наличным капиталом, который он решил не проживать, а преумножать, принося пользу и себе, и, по возможности, обществу. Поначалу у князя это получалось не очень-то сноровисто, и он успел потерять около четверти капитала, вкладывая его в разного рода альтруистические проекты и меценатство. Одумавшись, он на время отложил служение идеальному и возвышенному, нанял управляющего и решил действовать более осмотрительно и жёстко. В будущем, однако, он намеревался вложить деньги в какой-нибудь грандиозный и общеполезный проект, так как никогда не стремился к богатству из одного только стяжательства. Наём управляющего оправдал себя. Осторожный и сообразительный Иван Карлович уже несколько раз уберёг Навроцкого от неверных шагов, и тот был ему за это признателен. Однако в последнее время князь стал замечать, что Шнайдер не лучшим образом справляется со своими обязанностями и не делает вовсе или делает с опозданием то, что, будь оно сделано вовремя, могло бы принести неплохую прибыль. Эти всё учащавшиеся промахи управляющего постепенно начали раздражать Навроцкого. Он догадывался, что помимо службы у него Шнайдер каким-то образом успевает подвизаться и в других местах, но, пока тот добросовестно отрабатывал жалованье, не считал нужным всерьёз этим интересоваться. Обойтись же совсем без управляющего, взяться за дела самому Навроцкому не представлялось возможным. Посвятить жизнь тому, чтобы с утра до вечера проверять бумаги, читать биржевые сводки и делать расчёты, отдавая изрядную часть мыслительной энергии столбцам сухих цифр, означало бы, по его мнению, раньше времени закопать себя в могилу.

Поднявшись в кабинет Шнайдера, Навроцкий застал его в отличном расположении духа, которое почему-то связал с положением собственных дел, между тем как причина благодушного настроения Ивана Карловича крылась совсем в другом: накануне ему посчастливилось «воспользоваться». Словцо это, употребляемое им в раздумьях и в разговорах с самим собой, досталось ему по наследству от родителя и заключало в себе определённый смысл, а именно: «незаметно отрезать маленький кусочек от чужого большого пирога». Короче говоря, Ивану Карловичу где-то пофартило, и поэтому с утра он наградил себя тем, что освежил гладко выбритый подбородок дорогим французским одеколоном. Вообще-то Иван Карлович был человеком экономным, роскоши себе не позволял, а в минуты неудач и финансовых провалов превращался в фигуру откровенно скаредную, отзывая себе даже в самом необходимом. Если фортуна слишком долго не предоставляла ему случая «воспользоваться», лицо его серело, в глазах потухала хитренькая улыбочка, брови опускались, и становился он личностью, мягко выражаясь, неприветливой. Но в этот день, как уже говорилось, настроение Ивана Карловича было прехорошим. Он радостно ответил на рукопожатие князя и спокойно принялся его слушать, производя впечатление человека с кристально чистой совестью.

Навроцкий не сразу заговорил о деле, а, выпив предложенный ему чай, раскурил сигарку и посудачил с Иваном Карловичем о том да о сём. Известие о решении князя заложить бумаги телефонной компании Шнайдер встретил с недоумением, но, выслушав пояснения Феликса Николаевича, смиренномудро с ним согласился и даже одобрил его планы. Уже попрощавшись со Шнайдером и выйдя из подъезда его дома на улицу, Навроцкий подумал, что посвящать управляющего во все подробности операции с железной дорогой, пожалуй, было незачем. Он повернул назад, ещё раз поднялся в квартиру Шнайдера и, несмотря на всю очевидность необходимости соблюдения конфиденциальности в таком деле, взял с него слово держать всё в тайне.

Глава седьмая

1

Стояли сухие, прохладные дни. Деревья, точно поёживаясь и обречённо вздыхая под порывами