Достаточно появиться акуле, чтобы смешался весь плывущий в потоке моды косяк. Так произошло в восьмидесятые годы в Лондоне, в вольных водах неорганизованного рынка, между волной приватизации и панк-культурой. В качестве творческого гения выступил Дэмиен Херст, художник выдающихся способностей к самопродаже, достойный преемник Энди Уорхола. В качестве растущего юного галериста явился Джей Джоплин, сын министра из кабинета Маргарет Тэтчер, выпускник Итона и основатель галереи «Белый куб» (White Cube). В двойной роли коллекционера и арт-дилера, умевшего соединить искусство и коммерцию наивыгоднейшим для себя манером, перед нами предстает Чарльз Саатчи, рекламный чародей эпохи, содействовавший своим разухабистым лозунгом – «Труд не работает» – приходу к власти Маргарет Тэтчер. Он покупал и продавал художественные произведения не по отдельности, а целыми партиями, что побудило художника Шона Скалли назвать его «торговцем художественным сырьем», который любит искусство, «как волк ягненка»[68]. В качестве заезжей знаменитости на сцене появился старинный музей – галерея Тейт.

История развивается следующим образом. Местная художественная сцена борется за выживание между курсом на экономию британского правительства и американским доминированием на рынке искусства. Одной из художественных школ, которую, вследствие ее особого статуса, пощадило сокращение бюджета, был Голдсмит-колледж. Один из самых ее активных студентов – молодой человек из Бристоля, Дэмиен Херст. В июле 1988 года, сразу после защиты диплома он организует групповую выставку семнадцати молодых художников в бывшем эллинге лондонской гавани. Ее название – Freeze («Замораживание»). Выставка разбила лед. Молодые художники обратили свое внимание на кипящие в подпочве современного общества силы: насилие, секс и смерть[69]. Можно было начинать авантюру.

В 1990 году Дэмиен Херст создал «Тысячу лет» («A Thousand Years»), художественную диораму цикла становления и гибели в стеклянной витрине, куда чувствительным душам лучше не заглядывать. Содержимое таково: разлагающаяся коровья голова и облепивший ее рой мух. Своей работой Херст попал в самое яблочко, решает рекламщик Саатчи. Он покупает работу. Вскоре рекламный король стал своим в круге художников из Голдсмит. В 1992 он устраивает выставку их работ. Так родилась поименованная по названию выставки группа художников Young British Artists – «Молодые британские художники». И последовал удар за ударом. В 1993 году престижной премией Тернера, с 1984 года присуждаемой галереей Тейт, награждается Рейчел Уайтрид, в 1995 – Дэмиен Херст, в 1998 – Крис Офили – все «молодые британские художники» первого призыва.

Три года спустя цены на широко продаваемый «брит-арт» начали падать. После стремительного подъема индекс цен на «молодых британских художников» в апреле 2004 опустился на треть, после чего ведущая сетевая информационная служба Artprice.com задалась вопросом: по-прежнему ли «молодые британские художники» производят сенсацию в аукционных залах?

Через месяц прежде так успешно продававшееся искусство запылало в подвале Чарльза Саатчи, и около сотни работ таких прославленных художников, как Дэмиен Херст, Трэйси Эмин, Джейк и Динос Чепмены, рассеялись с дымом в ночном небе над Лейтоном, в восточном Лондоне. Писали, что смерть на костре спасла множество работ от потери в цене. Но, помимо этих достойных сожаления обстоятельств, «молодые британские художники» с аукционными результатами явно ниже оценочной стоимости потеряли непропорционально много и в сравнении с традиционными художниками. Многие из «молодых британских художников» незаметно покинули сцену. Трэйси Эмин временно изменила маршрут своего «сентиментального путешествия» от собственной неубранной кровати к французскому производителю кожгалантереи Longchamps и мастерила дорогостоящие дорожные сумки. Дэмиен Херст последним на тот момент усилием посеребрил интерьер своего ресторана «Аптека» (Pharmacy) в Ноттингхилле.

Тем временем «молодые британские художники» стали уже немолодыми. Да и работы их тоже постарели. Некоторые даже выглядели порядочно изношенными и, как съежившаяся в формалине тигровая акула, нуждались в косметической подтяжке. Действие шока оказалось недолгим, священный трепет понимания утих, и коллекционеры принялись озираться в поисках новых стимуляторов. Один из них называется краской, которую, как в старые добрые времена, наносят кистью на холст. Осанна! Самые авангардные коллекционеры продолжают объявлять живопись умершей, но для других, менее продвинутых, наступило воскресение всегда желанной классики. Толпа верующих и жаждущих обратиться в правую веру устраивают паломничества на выставки таких художников, как Марлен Дюма, Питер Дойг, Люсьен Фрейд, Люк Тойманс, где надеются оживить былые переживания. И здесь тоже не обошлось без Саатчи. В январе 2005 он, памятуя свой первый успех, организовал выставку The Triumph of Painting («Торжество живописи»), вытянув, как зайца из цилиндра, новую моду на живопись. Профессиональная публика отреагировала на запоздалое обращение еретиков недоумением. «Немцы» Йорга Им мендорфа? Кровавые бани Германа Нитша? Да они давным-давно на складе! Захотелось из законодателя моды превратиться в ее жертву? Акулы тоже лишились зубов и, не отрастив новых, оголодали. Но Саатчи все предусмотрел. Ибо пусть у него пропал нюх на искусство, но нюх на деньги никуда не делся. Незадолго до того, как упал финальный занавес и презентация новой коллекции картин ознаменовала начало нового представления, он продал приобретенную им в 1991 году за 50 тысяч фунтов ключевую работу им же так называемого «невротического реализма» «Физическая невозможность смерти в сознании живущего» («The Physical Impossibility of Death in the Mind of Someone Living») почти за 7 миллионов фунтов. И снова, как и прежде, убил одним ударом несколько мух. Заставил уйти с пустыми руками Николаса Сероту, директора галереи Тейт, и вдобавок водрузил британский флаг на американской территории. Счастливым обладателем стал не кто иной, как Музей современного искусства в Нью-Йорке (MoMA – Museum of Modern Art)[70]. Щедрый меценат, Стивен Коэн, один из самых высокооплачиваемых хедж-фондовых менеджеров планеты, принадлежит новому поколению больших игроков художественного рынка.

Алчность – это топливо художественного рынка. Каждый собиратель охотится за куском, которым еще не владеет. И каждый хороший продавец знает список тайных желаний своих клиентов. Еще он знает, кто держит в заложниках у себя в коллекции искомую работу и какой необходим выкуп для ее освобождения. Ведь если существует произведение искусства, за которое кто-то готов отдать если не соб ственное ухо, то, по крайней мере, мочку уха, значит им наверняка владеет кто-то другой. Так опекал полуслепой магнат Стив Уинн «Крестьянку в соломенной шляпе» Ван Гога. Самому ему потребовались годы, чтобы завладеть «Сном» Пикассо, портретом Марии-Терезы Уолтер, возлюбленной художника. Некий коллекционер выхватил у него картину из-под самого носа, заплатив почти 49 миллионов долларов на аукционе Christie’s. Предыдущий владелец в 1942 году купил полотно, считающееся одним из шедевров этого периода, за 70 тысяч долларов. Многие годы и, предположительно, 60 миллионов долларов потратил Уинн, чтобы завладеть Пикассо и включить его в свой новый гостиничный проект в Лас-Вегасе. Подобные коллек ционеры охотятся за шедеврами великих художников: таитянский период Гогена, «Кувшинки» Моне, скульптура Бранкузи. За наи более востребованные работы платят поистине астрономические суммы.