к старшему воспитателю и умолял его перевести меня в класс, где не так бегло говорят по-французски, к более сдержанным ученика, как я, exactement comme moi.

  Он выполнил мою просьбу. Но это был паллиатив.

  Не раз я признавался учителю или одноклассникам, что я - не просто не в том классе, а вообще не в том месте. Я всё время об этом думал, прикидывал разные варианты. Они всегда говорили одно и то же: «Не волнуйся, все будет хорошо. И не забывай, ты всегда можешь обратиться за помощью к брату!».

  Я и не забывал. Уилл сазал, чтобы я притворился, что мы с ним не знакомы.

  - Что?

  - Ты меня не знаешь, Гарольд. А я не знаю тебя.

  Он объяснил, что в течение последних двух лет Итон был его храмом. Не нужен ему маленький братик, который будет таскаться за ним. приставать с вопросами, пытаться проникнуть в его круг общения. Он ковал свою собственную жизнь, и не собирался от нее отказываться.

  Всё это не было новостью. Уилл всегда ненавидел, если кто-то ошибочно думал, что мы с ним идем в комплекте. Он злился, когда мама одевала нас в одинаковые костюмчики. (Кроме того, в выборе детской одежды она была склонна к крайностям, так что часто мы походили на близнецов из «Алисы в Стране чудес»). Я почти не обращал на это внимания, меня особо не волновала одежда, моя или чья-то чужая. Пока мы не носили килты, под которые задувает ветер, и этот надоедливый кинжал в гольфе, меня всё устраивало. Но для Уилла была чистейшим мучением необходимость надеть такой же блейзер и такие же облегающие шорты, как у меня. А теперь ему приходилось еще и ходить в ту же школу - просто сущее убийство.

  Я сказал, чтобы он не беспокоился:

- Я забуду, что когда-то был с тобой знаком.

  Но в Итоне это было нелегко. Думая, что оказывают нам услугу, нас поселили под одной чертовой крышей, в Усадьбе.

  По крайней мере, я жил на первом этаже.

  Уилл жил наверху, со старшими мальчиками.

  17.

  Многие мальчики в Усадьбе были столь же «доброжелательны», как Уилл. Но их непринужденность выбивала меня из колеи больше, чем равнодушие. Даже мои ровесники вели себя так, словно родились на территории школы. В Ладгроуве были свои проблемы, но я хотя бы знал, как выйти из сложной ситуации, знал, как обхитрить Пэт, знал, когда раздают конфеты, как пережить дни написания писем. Со временем я выцарапал себе путь на вершину пирамиды Ладгроува. А здесь, в Итоне, я снова оказался на дне.

  Всё надо было начинать сначала.

  И без моего лучшего друга Хеннерса. Он пошел в другую школу.

  Я даже не знал, как одеваться утром. Все учащиеся Итона должны были носить черный фрак, белую рубашку без воротника - белый крахмальный воротник крепили к рубашке запонками, и брюки в тонкую полоску, тяжелые черные туфли и галстук, не похожий на галстук - скорее, это был кусок ткани, завернутый за белый пристежной воротник. Это называлось официальным костюмом, но на самом деле костюм был не официальный, а похоронный. Тому была причина. Предполагалось, что мы должны носить вечный траур по старику Генриху VI. (Или по королю Георгу, предыдущему покровителю школы, который часто приглашал учеников в замок на чай, или что-то в таком роде). Хотя Генрих был моим прапрапрапрапрапрапрадедушкой, и мне было жаль, что он умер, и несмотря на всю ту боль, которую его близкие испытали из-за его кончины, мне вовсе не хотелось круглосуточно скорбеть по этому человеку. Любой мальчик может не захотеть участвовать в бесконечных похоронах, но для мальчика, только что потерявшего маму, это был просто удар под дых.

  Первое утро: целая вечность понадобилась, чтобы застегнуть ремень на брюках и пуговицы на жилете, завернуть крахмальный воротник, прежде чем наконец-то выйти из комнаты. Я был в отчаянии, боялся опоздать - тогда мою фамилию записали бы в большой журнал, Книгу опоздавших, это была одна из новых традиций, которую мне следовало выучить наряду с длинным перечнем новых слов и фраз. Уроки больше не были уроками - теперь они назывались «отделениями». Учителя больше не были учителями - теперь они были «клювами». Сигареты были «табаком». (Похоже, все здесь питали неистовую страсть к табаку). В кабинете проходили утренние встречи «клювов», на которых они обсуждали студентов, особенно - проблемных. Во время этих обсуждений в кабинете у меня часто горели уши.

  Я решил, что в Итоне посвящу себя спорту. В Итоне мальчики-спортсмены делились на две группы: сухопутные и водные. Сухопутные играли в крокет, футбол, регби или поло. Водные занимались греблей, ходили под парусом или плавали. Я был сухопутным, но иногда превращался в водного. Я занимался всеми сухопутными видами спорта, но регби пленило мое сердце. Красивая игра, еще и уважительная причина для того, чтобы полностью посвятить себя спорту. Регби позволяло мне выплеснуть ярость, которую некоторые повадились называть «красной пеленой». К тому же, я просто не чувствовал боли, как другие мальчики, благодаря чему внушал ужас в качестве питчера. Никто не мог противостоять мальчику, жаждавшему внешней боли, чтобы перечеркнуть боль внутреннюю.

  У меня появились друзья. Это было нелегко. У меня были особые требования. Мне нужен был друг, который не будет дразнить меня королевским происхождением, не будет напоминать, что я - Запасной. Нужен был друг, который будет общаться со мной, как с обычным человеком, то есть не будет обращать внимания на вооруженного телохранителя, спящего в зале, в обязанности которого входило защищать меня от похищения или убийства. (Не говоря уж о электронном датчике и тревожной кнопке, которую я постоянно носил с собой). Все мои друзья сооответствовали этим критериям.

  Иногда я сбегал со своими новыми друзьями, мы шли на Уиндзорский мост, который связывал Итон с Уиндзором через Темзу. Точнее, мы шли к опорам моста, где могли тайком покурить. Кажется, мои друзья получали удовольствие от такого нарушения правил, а я это делал, потому что просто был на автопилоте. Конечно, мне нравилась сигарета после похода в «Макдональдс», ну а кому не нравится? Но если мы прогуливали занятия, я предпочитал пойти на поле для гольфа Уиндзорского замка - выпить немного пива и погонять мяч.

  Но всё же, словно робот, я брал все сигареты, которые мне предлагали, и так же автоматически, не думая, вскоре я окончил школу.

  18.

  Для игры нужна была бита, теннисный мяч и полное пренебрежение физической безопасностью. Игроков было