– Вот-вот, – обрадовалась поддержке сестра Хопкинс. – Ведьпо-другому и быть не могло, не так ли? – Она положила себе на тарелку песочноепирожное с розовой глазурью. – Конечно, не могла ведь я… – Она не договорила.

Ее собеседница торопливо, может быть, даже слишком торопливос ней согласилась и сказала:

– На вашем месте я бы перестала беспокоиться из-за этого.

– А я и не беспокоюсь… – ответила сестра Хопкинс.

Выглядевшая в своем черном траурном платье очень юной иочень строгой, Элинор сидела в библиотеке за массивным письменным столом миссисУэлман. Перед ней были разложены различные документы. Она только что закончиларазговор с прислугой и с миссис Бишоп. Теперь, чуть помедлив у дверей, вкомнату вошла Мэри Джерард.

– Вы хотели меня видеть, мисс Элинор?

Элинор подняла на нее глаза.

– Да, Мэри. Проходи и садись.

Мэри послушно уселась в указанное ей кресло. Оно было слегкаразвернуто в сторону окна, и свет падал на лицо девушки, подчеркиваяослепительную белизну кожи и бледное золото волос.

Одной рукой Элинор слегка прикрывала свое лицо и моглатайком следить за выражением лица Мэри.

«Я так ее ненавижу… разве мне удастся это скрыть?» –мелькнула предательская мысль.

Однако ей удалось выдержать любезный и деловой тон:

– Тетя относилась к тебе с большим участием, Мэри. Я думаю,ты и сама знаешь, что ее очень волновало твое будущее.

– Миссис Уэлман всегда была очень добра ко мне, – тихопроизнесла Мэри своим нежным голоском.

Элинор холодно и бесстрастно продолжала:

– Моя тетя, будь у нее время составить завещание, навернякасделала бы несколько дарственных распоряжений. Я в этом абсолютно уверена.Поскольку она умерла не написав завещания, ответственность за выполнение ееволи ложится на меня. Я проконсультировалась с мистером Седдоном, и по егосовету мы составили список сумм для выплаты слугам в соответствии спродолжительностью их службы и прочего. – Она помедлила. – Ты, конечно, несовсем из этой категории.

Элинор почти надеялась, что эти слова заденут самолюбиеМэри, однако лицо девушки даже не дрогнуло. Мэри приняла эту колкость за чистуюмонету и ожидала, что Элинор скажет дальше.

– Хотя тете очень трудно было говорить в последний вечер, ноона все же сумела выразить свое желание, и я поняла его. Она, безусловно,хотела позаботиться о твоем будущем.

– Это очень великодушно с ее стороны, – тихо сказала Мэри.

Элинор резко продолжила:

– Как только меня введут в права наследства, я переведу натвое имя две тысячи фунтов.

– Две тысячи фунтов? – Щеки Мэри чуть порозовели. – О, миссЭлинор, вы так добры! И не знаю, как вас благодарить!

– Я вовсе не такая добрая, – жестко оборвала ее Элинор, – и,пожалуйста, не надо меня благодарить.

Мэри вспыхнула.

– Вы просто не представляете, как это изменит мою жизнь, –почти прошептала она.

– Я рада за тебя, – сказала Элинор. Отведя взгляд в сторону,она с легким усилием спросила: – У тебя есть уже определенные планы?

– О да, – с жаром отозвалась Мэри. – Я хочу приобрестикакую-нибудь профессию. Скорее всего, массажистки. По совету сестры Хопкинс.

– Очень хорошая мысль, – одобрила Элинор. – Я постараюсьдоговориться с мистером Седдоном, чтобы часть денег ты смогла получить какможно быстрее – насколько это возможно.

– Вы очень, очень добры, мисс Элинор, – сказала Мэри сблагодарностью.

– Я выполняю волю моей тети, – отрезала Элинор. – Ну,по-моему, у меня к тебе все.

На этот раз явное желание Элинор поскорее ее выставитьзадело чувствительную душу Мэри. Она поднялась и, отчеканив вежливым голосом:«Большое спасибо, мисс Элинор», вышла из комнаты.

Элинор не пошевельнулась, тупо глядя перед собой. По ее лицуневозможно было догадаться, какие мысли роятся у нее в голове. Она еще долготак сидела – в полном оцепенении…

Наконец Элинор пошла искать Родди. Он был в гостиной – стояли смотрел в окно. Когда она вошла, он резко обернулся.

– Со слугами я, слава богу, разобралась! – сказала она. –Пятьсот фунтов миссис Бишоп – она ведь прослужила здесь столько лет. Сто фунтовповару и по пятьдесят – Милли и Олив. По пять фунтов всем остальным. Двадцатьпять фунтов Стивенсу, главному садовнику. Правда, я пока ничего не сделала длястарого Джерарда из сторожки. Это, конечно, ужасно. Может, назначить емупенсию? – Она замолчала, потом несколько торопливо сказала: – Я выделила дветысячи фунтов Мэри Джерард. Как ты думаешь, я выполнила волю тети Лоры? Мнекажется, что сумма вполне приличная.

– Вполне. Ты всегда поступаешь по справедливости, – сказалРодди, не глядя на нее.

Он снова уставился в окно.

Элинор на мгновение задержала дыхание, а затем, от волнениязапинаясь и путаясь в словах, продолжила:

– Знаешь… я хочу, чтобы – и это тоже будет справедливо – я…я считаю, ты должен получить свою часть наследства, Родди.

Он резко повернулся к ней – на лице его были обида и гнев.Но она все-таки договорила:

– Послушай, Родди. Я хочу, чтобы все было честно! Деньги,которые принадлежали твоему дяде и… и… которые он оставил своей жене… он ведь,естественно, считал, что они перейдут к тебе. И тетя Лора так считала. Мы с нейне раз говорили об этом. Если я получаю ее деньги, то ты должен унаследоватьденьги, принадлежавшие ему. Это единственно правильное решение. Иначе ведьполучается, что я ограбила тебя… и все из-за того, что тетя Лора не оставилазавещания! Ты должен, ты обязан разумно к этому отнестись!

Узкое подвижное лицо Родди сделалось смертельно бледным.

– Боже мой, Элинор! – воскликнул он. – Неужели тебе хочется,чтобы я чувствовал себя последним подонком? И ты могла подумать, что ясоглашусь взять у тебя эти деньги?

– Но я ведь не дарю их тебе! Это всего лишь элементарнаясправедливость.

– Мне не нужны твои деньги! – крикнул Родди.

– Они не мои!

– По закону они твои – в этом все дело! Ради бога, Элинор,давай без сантиментов. Я не возьму у тебя ни пенни. И нечего строить из себяблагодетельницу!